- Твой друг?
- Нет. Хочу кое-что у него спросить.
- Так спроси у меня.
- Вряд ли вы мне тут поможете.
- Послушай, - произнёс он так, будто я оскорбил его до глубины души и обратно, - я тут всех и вся знаю. Взять хотя бы… Да, не бойся ты! Бери вон тот стул! Присаживайся! Присаживайся!
Слова явно не сидели в одноногом старике долго – не успел я опуститься рядом с ним на стул, как он уже рассказывал о странных привычках одного из постояльцев бара. Не помню какого, помню, что от усталости и голода меня волнами стали накрывать мысли о загадочном старике в жёлтом плаще и пижаме. Я совсем не слушал его, лишь изредка выныривал на поверхность сознания, чтобы вовремя кивнуть или изобразить любопытный взгляд.
Копошась в прошлом, я бездумно глядел на расплывчатый силуэт болтливого деда, видел, как мимо его рыжих глаз, застревая в морщинах, бежит белый паучок, а он его даже не замечает. Мои глаза бездумно скользили по узкому твидовому плащу, по чёрному свитеру под горло и толстым пальцам, на которые словно шашлык были нанизаны горы колец с драгоценными камнями.
- А, чёртова нога, чтоб тебя. Давно бы отдал тебя акулам, да, боюсь, подавятся, - проклинал старик единственную здоровую ногу. Меня же больше заинтриговала деревянная, так как я с детства не мог понять, почему она была так популярна среди моряков и пиратов.
- Ваша вторая нога, Вам так удобно?
- Шутишь? Да после бутылки с двойным дном – это лучшее изобретение дьявола.
- Да, но есть же всякие там…
- Что? Эти железячные штуковины, которые за тобой шпионят? Да ни за что! Эта деревяха мне родней чем нога до неё. Эта изменница предпочла гангрену жизни со мной, туда ей и дорога! - уголки его губ разочарованно свесились вниз. - Дружок, после всего что я видел, - он перебирал глазами на полу воспоминания, - я бы с готовностью сказал, что в природе нет ничего идеального, но этот костыль прямое тому опровержение. Даже когда волны кидали наше корыто так, что трюмы оказывались над головой, я твёрдо ступал по корме.
В этот момент к Лотлафу, звеня медной цепочкой по барной стойке, подбежали старинные карманные часы, круглые с позолоченной крышкой поверх циферблата. Лотлаф проворно схватил их и принялся вертеть в руках.
- А, часики. Вечно я всё теряю. Что у нас там?.. Если бы не эти малютки, - говорил он про своих белых паучков, - я бы и голову где-нибудь потерял. Постой. Так и было... – и он принялся сочинять, как однажды забрёл в магазин шляп и купил у продавца собственную голову. Не знаю, как ему это удавалось, но старик обладал невероятным даром убеждения, его слова словно были вымочены в каком-то доверительном растворе, который он лил вам в уши, лишая всякого сомнения. Не важно, была это безобидная выдумка или наглая ложь, ему хотелось верить, как веришь в праведных политиков до выборов и в наступление лучших времён – после. К тому же прямо у меня на глазах его левое ухо стало медленно заваливаться на плечо. Оно едва держалось на тонких клеевых волокнах, когда к нему подоспели два крохотных наута и стали усердно крепить его на место.
«Как же они тут открываются? – вертел старик в руках часы. - Ай, да, ладно, с этими сардельками никакого счастья не дождёшься», - жаловался Лотлаф на свои пальцы, потом пронырливо поглядел по сторонам, опасаясь, чтобы никто не положил глаз на его драгоценные часы, и засунул их поглубже во внутренний карман своего узкого твидового плаща.
- И зачем мне время, когда у меня такая хорошая компания? Как, ты сказал, тебя зовут? Стой не говори…
- Слава.
- Ну за чем?! Вертелось же на языке. Веришь, так и хотел сказать, - после этих слов он осушил колбу с выпивкой до дна.
- Так Вы были настоящим морским пиратом?
- Был? Парень, ты что с луны в лужу упал? Следи за своими шелудивыми словами, не то я вырву их вместе с твоим треклятым языком! - он, как затмение, вырос надо мной всей своей тяжёлой тюленьей тушей и от суровости побелел. Я почувствовал, как от него потянуло сквозняком и затхлой сыростью, словно из открытой двери подвала, и надвинул брови на нос в качестве предупреждения.
Тут он снова рассмеялся:
- Ну, чего ты? Я ж шучу, - ударил он меня дружески по плечу и сел на место. - Ты бы видел себя сейчас, такую рожу свинтил. Да, ладно тебе, чего ты куксишься? – он вовсю улыбался, но я не торопился разжимать своих «смертельно опасных» бровей.
«Конечно я был настоящим пиратом, я и сейчас пират. Пират – это ж не звание, скажем как прачка, это состояние души: вечные бури под сердцем, свирепые ветра в голове и ядовитые испарения спиртного где-то в области печени», - он снова добродушно рассмеялся.