(*здесь игра слов: гамбар — камень по азербайджански, Лев — отсылка к Троцкому)
— Глупое прозвище. Не называй меня так. Представляю что будет, когда номер выйдет. Читатели же разнесут нашу редакцию по кирпичам.
— И это подтверждает мою догадку, что текст составлен настоящими профессионалами. Идеально точно просчитана реакция местных жителей. Десять рублей за полчаса нахаляву — тут весь город выстроится в очередь. Может в клуб всех отправлять, там места больше? Посадим Намика, пусть разбирается с толпой.
— Один он не справится. Придется тебе тоже с ним сидеть. Деньги ты кому доверишь?
— Чем дольше думаю об этом, тем страшнее мне становится. Здесь каждый момент продуман. Сфотографировать десять тысяч рублей и вставить в статью — это меня просто пугает. Будет настоящее столпотворение и смертоубийство. И это не КГБ — теперь я точно в этом уверен. Зачем приписка, что отправлять письма желательно из соседних районов? Единственное объяснение — чтобы не заблокировали рассылку. Но зачем комитетским самим себе мешать?
— Может для того, чтобы ты озадачился этим вопросом, вместо того, чтобы спать в три часа ночи. Завтра будет сложный день. Пора спать. И хорошо, что ты дома не появляешься, прав я оказался, пасут тебя, иначе тебе пришлось с ним в одиночку разговаривал.
Конец интерлюдии.
Глава 17
Теперь от меня ничего не зависит. Сделал все, что смог и даже больше. Теперь остается только ждать, если Иса не совсем дурак и сделает в точности по плану, который я ему подробно расписал в приложении к статье, то внимание к будущему землетрясению обеспечено.
Если не вдаваться в подоробности, то план выглядит так:
1. На днях в редакцию нашей газеты, опираясь на старый пастуший посох, зашел убеленный сединами старец Исмаил и поведал о грядущем землетрясении. Кто он и откуда явился так и осталось загадкой. На все вопросы он лишь печально вздыхал и ответствовал, что знание это печально и тяжкое бремя для него, он не может больше хранить в себе, знание сжигает его изнутри. Предотвратить неизбежное он не в силах, большие начальники его слушать не хотят и ничего делать не желают, чтобы спасти несчастных людей. Поэтому он решил обратиться к простому народу напрямую.
2. Старец назвал точную дату и время катастрофы и призвал людей в этот день покинуть свои дома чтобы спастись. Произойдет катастрофа 7 декабря утром, после того, как Солнце поднимется на две ладони над горизонтом. (* в десять часов утра — прим. редактора газеты).
3. Сам муалим Исмаил слишком стар, здоровьем очень слаб, дальней дороги не осилит, и не может предупредить лично об опасности тех, кому она грозит.
Поэтому он отдает все свои сбережения, десять тысяч рублей, для того, чтобы спасти хоть кого-нибудь. И обращается к жителям Ленинорана, чтобы они срочно писали письма и слали телеграммы в города и села, предупреждая друзей, родственников и просто всех знакомых об опасности.
За каждое отправленное письмо старец распорядился выдавать по три рубля, и за каждую отправленную телеграмму по пять рублей.
4. В подтверждение серьезности его слов редакция сделала фотографию этих денег (десять тысяч рублей выложить веером на столе — будет смотреться внушительно)
5. Все, кто хотят помочь людям, обращайтесь в редакцию. Здесь можно написать письмо, получить конверт, бумагу и ручку, а также деньги за уже отправленное послание.
С одной стороны жалко выбрасывать деньги на ветер, доходов у меня не предвидится в ближайшее время, с другой стороны: так честнее, средства добыты откровенно криминальным способом и моя совесть почему-то протестует против их присвоения.
Честно говоря, со своей собственной совестью, я мог бы договориться, и умыкнуть рублей двести на нужды голодающей автороты. Но спохватился слишком поздно! Не мог я вручить Исе Гумбарову 9800 руб, это все равно, что подарить любовнице автомобиль с разбитой фарой, или привезти в подарок из Греции початую бутылку "Метаксы".
Если бы поэт был дома, я бы провернул хитрый психологический трюк, и попросил бы взаймы у него сто рублей с возратом. Он конечно удивился бы, что я не взял себе ни рубля, имея на руках десять тысяч, но именно такой поступок убедил бы его в моей честности. Писатели, как люди возвышенные и оторванные от реальности, тем более фанатики, любят такие красивые "благородные" жесты.
Но Гумбаров точно не понял бы таких странных движений, и заподозрил бы, что кто-то решил закрысятить копейку себе лично. Да и не сложился у нас разговор для такого захода.