Я открываю глаза, солнце слепит их, и я вынужденно жмурюсь. Больше лежать в снегу нельзя, от переохлаждения меня не спасет никакая магия, даже существуй она в этом мире. Замерзшая и мокрая, я возвращаюсь в дом. Ничего не добившись.
Завтра будет еще день, а следом снова будни. Я успела поднадоесть своему единственному другу с этими ежедневными звонками, и понимаю, что скоро придется столкнуться с проблемой лицом к лицу и принять бой. Что бы ни было нужно стае, кто бы их ни послал, для меня ничем хорошим это не пахнет. Я надеялась, что лишившись сил тогда, два года назад, я получила билет в спокойную жизнь. Я потеряла большую часть своих воспоминаний, в рамках цены за наивность, но плату, похоже, увеличили.
С появлением стаи я начала вновь нервно разглядывать обстановку вокруг. Изменение мелочей, означало бы что я снова попала в водоворот. Когда это началось в первый раз, я находила это забавным. Я шла со школы и отмечала изменившиеся детали окружения. Береза, растущая ближе всех к школе, которую я видела буквально ежедневно, она не раз попадала на фото, да и в целом постоянно мозолила глаза, в один момент изменилась. Раньше она была как-то ровнее, такое чувство что за ночь у нее отросли с десяток новых раскидистых веток. В целом дорогу школа — бабушкин дом я успела изучить, так как раньше у меня было хобби разглядывать чужие дома и придумывать, какие люди там живут, сколько их, одинокая ли это бабулечка или огромная семья, где у всех по четверо детей. В силу возраста мне было не стыдно глазеть на чужие дома, сейчас же я просматривала их мельком, рассуждая в мыслях на разные, злободневные темы. Поэтому я заметила, что забор у дома на углу, третьего от школы перекрестка весь прошлый год был зеленым, а не синим. Причем он не выглядит свеже-покрашенным, масляная краска, предназначенная для уличных работ уже потрескалась и выцвела на фронтальной части деревяшек, обращенной к солнцу. Через три дома, на противоположной стороне дороги, на крыше небольшого пятистенника появился флюгер, да такой заметный, в форме петуха, я бы запомнила, будь он там раньше.
Эти мелочи я подмечала ежедневно, причем не только в обстановке, менялись также отношения с людьми. Учителя чаще стали звать меня чужими именами, особенно доканывала англичанка, упорно зовущая меня Настей. Как-то в разговоре разговоре мамой по телефону, я спросила, почему так, может она учила кого-то по имени Настя, на кого я похожа. Школа маленькая, англичанка учила еще моих маму и тетю, как и большинство местных преподавателей, поэтому я привыкла, что меня называли Наташей, путая с мамой, или Леной, как тетю. Но Настя? Это что-то новенькое. Мама не смогла припомнить никаких Насть, в честь которых меня могли по ошибке обзывать, зато рассказала историю, что изначально они с папой планировали этим именем назвать меня саму, но что-то слишком много кто так своих дочек поназывал и они передумали давать мне модное в тот год имя. И не пожалели, а то в нашем классе Настен и так было четыре штуки. Забавное совпадение, конечно.
Дома обстановка меня мягко говоря напрягала, часто стала происходить ситуация, когда ты доказываешь родственнику, что он что-то сделал, а они упираются до ссоры. И наоборот, обвиняют тебя в том, что тебе абсолютно не свойственно. Мне и без того было довольно непросто, ощущать себя брошенной собственной семьей, все эти бытовые неурядицы только подливают масла в огонь.
Конечно, сейчас, вспоминая те события, я уже знаю, почему я тогда попала в водоворот. Мне было 15 лет, родители внезапно для всех собрали вещи, младших детей, и уехали из родной нашей деревни на севере, посреди болот, в новую жизнь на Алтае. А меня оставили на попечение бабушки, с которой я мягко говоря не особо ладила и дедушки, на котором держался хрупкий мир в этом огромном семействе. Но самым сложным испытанием оказалась разлука с трехлетним братом, которого я, в силу юношеских гормональных изменений, любила как собственного ребенка и называла сыном.