Время от времени, не нарушая должностных обязанностей и служебной этики, Виноградову, как, впрочем, и многим его коллегам, случалось оказывать агентству разного рода услуги. Некоторые делали это за плату, некоторые — с учетом перспективы расставания с серокрасными погонами — готовили «запасной аэродром»… Деньги Виноградова никогда особенно не интересовали, с милицией он расставаться не собирался, поэтому с ним расплачивались самой ценной в среде истинных профессионалов валютой — информацией. Умело и вовремя использованная, она в конечном счете перевоплощалась в прочное служебное положение и достаточно частые поощрения.
— Знаешь, я с детства люблю Стругацких, но «суета вокруг дивана» — это всегда лишнее. Особенно если и я в роли дивана, — сказал Виноградов, когда Квициня, высунув от напряжения кончик языка, вывел наконец машину на проспект. Права он получил совсем недавно, и, судя по всему, это была одна из самых досадных ошибок Госавтоинспекции.
— Я в курсе.
— Догадываюсь. Чем порадуешь?
— Кто тебе вчера звонил, знаешь?
— Допустим, нет.
— Ладно, время — деньги. С тобой разговаривал Броник. А рядом сидел Тамарин. И было это в «Океане».
— Ну, это можешь не объяснять. — В картотеке Виноградова Броник, Александров Бронислав Юозосович, числился в качестве наиболее доверенного «исполнителя». Что-то вроде тамаринского «офицера для поручений». — Спасибо. Сколько я тебе должен?
— Не смешно. — Квициня обиженно хмыкнул.
— Извини.
— Какие счеты между старыми друзьями! Одно дело делаем, хотя и…
Квициню и Виноградова резко выбросило вперед — отличная реакция и новые тормоза в какой-то мере компенсировали полное пренебрежение водителя сигналами светофора. В сантиметрах от переднего бампера проплыл голубой бок троллейбуса.
— Знаешь что… — начал Виноградов, щупая ушибленный лоб.
— Понял. Все понял. Постоим, расслабимся. Отвлечемся от переживаний беседой о наших любимых жуликах…
Нажав кнопку селектора — один из многочисленных даров пароходства доблестной морской милиции, — начальник отдела жестом попросил Виноградова прерваться.
— Инна Вячеславовна, пожалуйста, минут на пятнадцать — никаких звонков. — Затем указал на стул. — Давай дальше.
— В общем, в одной берлоге «Юстасу» и Тамарину не ужиться. Никому не нравится, когда его «душат», пусть даже не до смерти, вот ряд кооперативов и заключил с сыщиками договор на «опеку». Теперь — кто кого.
— Что за кооперативы?
— Ну, я не Бог, а Квициня — не дурак. У них с коммерческой тайной строго.
— Ладно.
— Да это и не суть важно. В открытой драке «Юстасу» пока не сдюжить, но Квициня гарантирует, что в случае, если Тамарин окажется за решеткой — без разницы за что, мы получим семь заявлений от жертв вымогательства. Я одно видел, без даты и «реквизитов». Чувствуется рука профессионалов — четко, аргументированно. Убойной силы документ.
— И какие у них предложения?
— В общем-то, все просто. Нужно нечто конкретное, весомое, что можно в руках подержать и что однозначно «высветило» бы Тамарина как руководителя преступной группы, совершающей под его прямым руководством конкретное преступное деяние. Подчеркиваю — доказательство должно быть вещественным, а деяние — уголовно наказуемым.
— Логично. Хотя и банально.
— Согласен. А теперь подробности. Тамарин лезет на «пятак». Это можно считать фактом. «Пятак» без боя не сдастся. Это уж вы мне поверьте. То есть Тамарин их все равно задавит, но не сразу. По данным Квицини, Тамарин решил разрушить всю инфраструктуру у магазина. Сменить «авторитетов», нейтрализовать «бойцов» — и в то же время не задеть тех, кто связан с Центром и сильными «папами» с юга, сами знаете, их он пока побаивается. И что же ему для этого нужно? Правильно! Про мою знаменитую картотеку Тамарину известно, как и всякому порядочному городскому жулику, — шила в мешке не утаишь. А мысли, как это ни печально, сходятся не только у дураков.
— Это ему Квицинины люди в голову вложили?
— Не исключено.
— Что ж, дальше ясно. Тамарин получает картотеку, его парни начинают действовать, где-то «прокалываются», и в этот момент дома у него обнаруживают самое что ни на есть вещественное доказательство, выполненное рукой оперработника. Он-то сядет, а…