– Ты нетерпеливая.
– А ты в данный момент не мой преподаватель, а мой коллега, бета-ридер, – парировала я.
Он моргнул. Потом опустил взгляд на свой блокнот и снова посмотрел на меня.
– Ты права. Я просто хотел понять, как ты восприняла этот текст. Извини.
Сделав глубокий вдох, я глотнула матча латте. Стакан согрел мои замерзшие от волнения ладони.
– Я думаю, что Картер мог бы отвезти ее в больницу вместо того, чтобы нести на руках.
– Я бы тоже понес свою девушку в больницу, если бы моя машина стояла слишком далеко.
– Серьезно? – нахмурив лоб, спросила я.
– Конечно. А ты бы предпочла, чтобы тебя сначала долго несли до машины и только потом отвезли в больницу?
Я попробовала вообразить, как какой-то парень несет меня на руках под дождем, и, не сдержавшись, фыркнула. Картинка получилась уж слишком дурацкой.
– Сомневаюсь, что кто-то, если он не бодибилдер или типа того, вообще смог бы так долго меня нести. Как насчет самого очевидного решения?
Нолан изогнул бровь:
– Во-первых, я точно смог бы пронести тебя пару миль, если бы до этого дошло, хотя я не бодибилдер.
Пока Картер в «Рядом со мной» нес Линн в больницу, сама она в полубреду любовалась игрой его мышц и тонкой пленкой пота, выступившей на лице. Как правило, такие сцены вызывали у меня смех. Однако теперь, представив в этой роли Нолана, я почувствовала, как у меня пересохло в горле. Пришлось поставить стакан, потому что внезапно мне стало чересчур жарко.
– Во-вторых, какое самое очевидное решение? – невозмутимо продолжил он, заставив образы у меня в голове лопнуть, как мыльные пузыри.
Я мгновенно вернулась в реальность и серьезно ответила на его взгляд.
– «Скорая помощь».
Нолан недоуменно моргнул, словно ослышался. Затем громко рассмеялся.
– А что?
Он скрестил руки перед грудью.
– И в чем же будет драма со «Скорой помощью»? Или романтика? Так Картер показывает, что он готов все отдать ради Линн. Я могу понять, почему Доун выбрала такой вариант.
– И снова этот пункт, о котором мы с тобой можем спорить часами.
– Для этого мы и здесь, – усмехнулся Нолан.
– Ладно. Но есть сотня других способов, как сделать эту сцену романтичной. Помимо прочего, все это происходит на восьмидесятой странице, если я не ошибаюсь. Не рановато ли для такой драмы? Ты ведь сам постоянно твердишь нам о графиках напряженности сюжета – даже сравнивал их с кардиограммой! Кривая должна колебаться, но вначале не слишком сильно, чтобы сюжет оставался реалистичным. Это твои слова.
Нолан в этот момент потянулся за своим кофе, но замер.
– Я должен чувствовать себя польщенным, ты так внимательно меня слушала.
– Это не я внимательно слушала, а ты просто очень громко говорил, – отозвалась я.
Он ответил на мою ухмылку.
– О’кей, очко в твою пользу.
Довольная, я облокотилась на спинку сиденья.
– Твоя очередь.
Нолан поднял стаканчик с кофе, и у него на лице появилось задумчивое выражение.
– Иногда мне хочется, чтобы Доун отважилась на нечто большее.
– Где, например? – повторила я вопрос, который ранее задавал мне он.
Нолан откинулся назад:
– Я настоящий фанат писательского стиля Доун, и первые главы, по-моему, просто потрясающие. Но я ожидал, что она попробует что-нибудь новое. А вместо этого обнаружил много сюжетных элементов, схожих с теми, которые уже видел в «О нас».
На мгновение я задумалась.
– Но это же продолжение.
– Само собой, да, но это не значит, что нельзя рискнуть и сделать что-то новое. Только так можно вырасти как автор. К тому же как раз во втором томе становится еще важнее удивить читателя. Именно потому, что мир, в котором мы там находимся, – он указал на рукопись на своем ноутбуке, – нам уже знаком.
Посмотрев еще раз на свои записи, я рассеянно кивнула:
– Верно. Хотя книги похожи, здесь мне немного не хватало глубины чувств из первой части. В «О нас» я так страдала вместе с героями с самой первой страницы!
Нолан кивнул:
– Это я тоже внес в заметки. В конце «О нас» у меня были слезы на глазах. А здесь я пока не на сто процентов уверен относительно эмоций.
Меня всегда поражало, что Нолан настолько откровенно говорил о чувствах, которые вызывала у него литература. На занятиях он всегда совершенно открыто рассказывал об этом, если какой-то определенный текст задевал его за живое, и побуждал нас делать то же самое. Порой я мечтала уметь так же свободно обсуждать то, что меня тронуло.
– С другой стороны, это только первые сто страниц. Велик шанс, что ты опять будешь плакать, – заметила я.
Один уголок рта у него изогнулся вверх.