Но при идеальном восприятии, когда нет оценок со стороны ума и нет эмоционального отношения к происходящему, человек может прийти к выводу о процессе уплотнения материи. Тогда тело уже не станет настолько мощной и атавистически дикой преградой для супраментального преображения.
13.
Кризис, проявляющийся в мире, не существует. Мы постоянно приписываем окружающей действительности наши обычные черты. Но действительность не имеет наших черт природы либо черт темперамента. В ней отсутствуют такие вещи, как пацифизм и светлые надежды. Ещё долго природа должна будет проводить своё время в поглощении одних людей другими, одних видов другими, поскольку никто из них не проявляет необходимой свободы от внешних влияний, и, таким образом, никто из них не способен проявить что-то, выходящее за пределы той же борьбы и того же ощущения превосходства в локальной сфере. Мы не останавливаемся на промежуточных видах -- как бы говорит нам природа, и движется вперёд в разрушение и замену того, что сейчас, подобными же формами, лишь немного светлее или чуть проще осознающими всё вокруг в их ограниченном спектре восприятия. Лучи нашей жизни пока не видны в тех, кто мог бы их проявить. К чему живому рождаться таким, что оно не приносит никакого оживления, а, наоборот, входит удушающим мраком или просто уничтожает другое соседнее выражение той же самой жизни в мире? Так и приходится ждать, когда же природа и общество людей найдут приемлемую степень личной широты и сознательной глубины своих выражений, чтобы Мать могла сказать -- да, это подойдёт для дальнейшего бесконечного процесса. До тех пор мы сможем только представлять идеальные сосуществования различных религий, стран, идей, или просто быть в мире с ними, принимая их без отклонения нашим личным другим по отношению к ним сознательным участием или антиучастием в них. Но, если мы вдруг посмотрели бы с другой точки зрения, поняли бы, что сами такие же, как то, что отвергает наша, приличная согласно людскому мнению, моральная правда или интеллектуальное понимание их без настоящего сознательного вхождения в их светлую часть и душевно-духовную реализацию. Наш ум близко не стоит к миру, поэтому мы всегда подвержены ментальному озарению в первую очередь. Оно ещё не по-настоящему нас озаряет, лишь светит на наши обычные построения и нарушает их. Производится лишь расчистка, но нам это кажется концом света и блаженством нирваны. На самом деле такая пустота всегда кратковременно улучшает лишь нашу психологическую сторону и не идёт дальше ни в какое настоящее преображение или исцеление наших страждущих участвующих во всём поневоле частей. Робот, смотрящий на мир, получил бы больше пользы от смены своей программы. Но у нас нет программы, мы только выдумываем её с самого начала (почти сразу после рождения), придумывая себе странные цели и двигаясь к их позабытым уже в юности и во взрослом состоянии детским объектам. Сами эти цели не явны, но они задают всё последующее наше проявление. Раньше пришло и позже всех уйдёт стремление есть из горнила страданий. Но мы считаем, что это неизбежность -- на самом деле мы её выдумали по аналогии с вскармливанием нас самих, когда мы были ещё малы и нуждались в обычном телесно-биологическом материале. Позже мы уже снесли бы такой способ, но наши предки, вооружившись учениями махатм и прочими вещами, дают нам пример отрицательного воздействия обычных вещей на природную ткань организма, поэтому мы способны тащить на себе этот груз и далее, не пытаясь никогда освободиться от него и сказать -- я не нуждаюсь в таком виде питания и жизне-воспроизведения, который навязан мне с самого начала просто инерцией сознательного внушения от вливаний материнского молока в уже непригодном для его освоения возрасте. Я не хочу больше быть маленьким, не хочу быть утопическим пацифистом и т. д.
Та же часть кажущегося кризиса, которая относится к необходимости войны для улучшения среды вокруг, теоретически приходит из правды текущего момента. Такое выражение всегда приемлемо с точки зрения природы, т. к. уничтожение непроявленных организмов присутствует в её планах. Но она никогда не станет приводить такой процесс в физическое осуществление, поскольку в данный эволюционный момент нет прямой угрозы от этого. Кто смотрит с позиции политики и других массовых точек зрения, не видит истины, простирающейся за пределы человеческих тел. Земля очень широка для людей, это только кажется, что мир перенаселён. Сознание не выходит за пределы городов и практически отсутствует в природном смысле -- люди не имеют с точки зрения природы какого-либо большего влияния на среду или на другие виды, чем передовые породы животных. Город не позволяет высвободить сознание в достаточной степени, чтобы воспринимать всю широту брихата, которое производит совмещение отдельных людей, групп и их интересов с общим фоном планеты, -- мы не понимаем, что для живого существа мы уже не опасны, т.к. не приняли ту же степень природной силы, как организмы животных в окружающем нас мире. Мы, с точки зрения животных, дефектны гораздо больше, чем плотские виды лишайников и другой плесени. Наша сила в нас и не дальше. Наше тело бесконечно слабее любого другого живого существа. Наша техника -- лишь бред нас самих в том виде, который практически недоступен для животных, и поэтому не приносит им прямого ущерба. Животные практичнее относятся к смене тел, чем мы. Таким образом, мы примерно как сумасшедшие обезьяны с их точки зрения, не дающие себе права жить в мире и гармонии, и лишающие своё проявление жизнеспособности по своему собственному выбору. Мы - исчезающий вид с точки зрения животной эволюции.
При расчленении стран на другие страны не происходит ничего в целом. При этом лишь смещаются образы вместо тех, которые вечно застыли в одном и том же виде. Параллель с враждебными силами гораздо больше вносит реализацию, нежели страдание и разруху. Мы становимся тоньше от голода и холода -- так действует природа, ломая наши прежние формы. Продолжать наше очумелое существование в политическом трупе она не сможет. Мы уже убили ту форму, что была возможна когда-то, и стали непригодны для продолжения правдивого развитого волшебного кризиса.
14.
Жизнь человека не означает для пространства Вселенной или Земли совершенно ничего. Мы в процессе жизни в результате гордыни приписываем себе великое множество различных выгод от нашего пребывания на Земле как для нас самих, так и для окружающих нас людей. Всё это лишено истины. Земля не может выдерживать ничего, кроме своего собственного материального начала. Никакая духовность, лишённая всей совокупной истины материального мира, не принадлежит Земле. Поэтому после ухода любого из гуру никто ничего не способен сохранить, кроме того, что уже заложено в нём изначально и является его личным результатом. Все гуру -- пустота в форме чужого выражения нашей собственной истины.
Таким образом, передатчик не готов. Кто может восстановить хоть какой-то момент из прошлого, кажущегося великим? Оно было в своё время, и воспоминания о нём ничего не дадут. В людях, самое большее, остаётся минимум клеточного наполнения от биологической связи с каким-либо гуру, и всё. То есть прямые родственники могут претендовать на обладание долей истины, выраженной в своё время в материальном теле этого человека, названного другими людьми учителем. Зыбкое содержимое памяти, выраженной в его книгах и т.д. примерно того же свойства -- может открыть лишь небольшую долю магии, содержащейся в его облике и словах. Но то, что действовало, в высшем смысле неправомочно для другого момента жизни, уже не воплощающего его самого, следовательно, не принадлежащего тому же сознанию гуру и его учеников, как при нём. Шаг совершён -- гуру ушёл. По сути, уход означает великую степень лжи в его облике -- он столь же смертен, как и любой другой человек. К чему приписывать заоблачные достижения после ухода того, кто прямо или косвенно провозглашал, что он несёт в себе Божественное начало, но не смог доказать правду этого своим бессмертным пребыванием? Мы ещё и считаем, что только после его ухода люди оценят его -- такая лазейка ненастоящего ловко проделанного трюка подмены живого тела гуру на его память показывает великую обманутость наших надежд и совершенную пустоту после разрушения этих надежд. Так мы подчиняем себя смерти, как поводырю в духовный отлёт в сторону пустого забвения, и в результате получаем счастье отсутствия нас самих, или нирвану. Это тоже катастрофа.