Октавия повернулась к нему:
— Вам нельзя уходить. Он только что пришел. Красавец виконт кивнул:
— Именно поэтому. Если я — откровенно говоря, пария — останусь тут, ему это пользы не принесет. Кроме того, скоро здесь объявится наш Уинтроп, а он презирает меня сильнее, чем свет.
В его глазах было столько сожаления и грусти, когда он упомянул о брате, что Октавия не могла не посочувствовать ему. Она слышала, что между ними никогда не было особой близости, но не знала, почему Уинтроп так не любит брата.
— Спасибо вам, лорд Крид. — Она не знала, за что благодарит, но все равно поблагодарила.
Брам удивленно отстранился и посмотрел на нее с любопытством.
— За что? У меня очень небольшое влияние на моих братьев, если не сказать никакого. Поэтому все, что сделал Норт, он сделал ради вас, миледи, а не ради меня. — С этими словами он отсалютовал ей тростью и сквозь толпу направился к выходу.
Октавия с удивлением смотрела ему вслед. Ради нее? Норт сделал это ради нее? Конечно, нет. Он презирал свет. Он не появился бы в бальном зале, если бы сам не захотел прийти. Она к этому не имела никакого отношения.
Такую перемену образа невозможно устроить только ради Октавии. Тем более что он ее даже не заметил. В данную минуту его больше интересовало, как обворожить стоявших рядом.
Стоило ей только подумать об этом, как Норт поднял голову, и взгляд его светлых глаз наткнулся на нее.
Норт улыбнулся. Не той фальшивой улыбкой, которой одаривал всех вокруг. Улыбнулся по-настоящему. Честной улыбкой Норри. Слегка самоуничижительной, немного кривой и такой обезоруживающей, что у Октавии замерло сердце.
— Потрясающе красивый мужчина, — забормотала какая-то дама своей дочери. — Помимо собственного капитала, который у него имеется, отец оставил ему, по слухам, такую же долю, которую получили трое его законных братьев. Если говорят правду, та, которая выйдет за него, со временем превратится в самую влиятельную леди. Он может стать для тебя прекрасным мужем.
Что-что?
Дочь, обернувшись к матери, поймала взгляд Октавии и густо покраснела.
— Не смущайтесь так, — беззаботно сказала Октавия, когда и мать, удивившись, повернулась в ее сторону. — Он будет прекрасным мужем. Только хватайте его скорее, а не то вас кто-нибудь опередит.
Можно было не сомневаться, кто будет этим «кто-нибудь». Никто — никто! — не выйдет за Норта Шеффилда, кроме нее. Она скорее умрет, чем позволит другой женщине завладеть им. Это ее мужчина!
Сухо улыбнувшись, Октавия отошла в сторону, чтобы не устраивать сцену, а сама направилась прямиком к лакею, который держал поднос с шампанским. Взяв фужер с серебряного блюда, она в один глоток осушила его и вернула на поднос.
— Спасибо, — сказала она бесстрастному лакею и взялась за второй.
— Будь осторожна, — тихо прошептал голос у нее над ухом. — Ты же знаешь, что с тобой бывает, когда переберешь.
Мурашки еще не успели добежать до конца позвоночника, а Октавия уже повернулась к Норту. Он шел за ней? Должно быть, так.
— Что ты здесь делаешь? — с интересом спросила она. Забрав у нее шампанское, к которому она не притронулась, он поставил бокал на поднос.
— Вот-вот начнутся танцы, и мне хочется потанцевать с тобой.
— Ты же не умеешь. А если умеешь, то плохо. Норт хмыкнул:
— Вальсировать-то я смогу.
Когда зазвучала музыка, Октавия рассмеялась:
— Это не вальс.
— Твоя правда. Тогда свернем на террасу? — Норт предложил ей руку.
Люди начнут строить догадки. Можно, например, не сомневаться, что кое-кто знает про случай с сынком Мертона. Как он страдал по ней, как бедный мальчик неловко извинялся, как отец в виде наказания отправил его в деревню. Может быть, до кого-нибудь уже дошло, что Октавия спала с Нортом. Сколько времени потребуется остальным, чтобы понять, в чем причина разрыва ее помолвки со Спинтоном. Чтобы подвергнуть ее остракизму.
Но главное, сколько времени понадобится, чтобы она стала прислушиваться к разговорам о себе?
Октавия приняла руку Норта. Если обществу вздумается посудачить на ее счет, она не будет мешать.
Они завели какой-то бессмысленный разговор и медленно направились через зал к французским дверям на террасу. Безмятежность на лицах убережет от лишних пересудов.
Снаружи ночной воздух веял теплом. Слабый ветерок скрадывал небольшую влажность. По каменной лестнице они спустились в сад. Навстречу пахнуло ароматом цветов и свежескошенной травы.
Установленные на высоких столбах фонари заливали пространство мерцающим светом. Позади плыли другие пары и группки гостей. Их разговоры звучали глухо, изредка взрываясь раскатами веселого смеха.
Октавия и Норт шли в молчании. Предвкушение чего-то важного овладевало ею, пока они забирались все глубже в сад. Со стороны могло показаться, что парочка движется без всякой цели, но Октавия совершенно точно представляла, куда они направляются. Оставив главную аллею, которая вела к лабиринту, она повела Норта к северной границе сада — к живописной рукотворной чаще.
В заросли не пробивалось ни лучика света. Что было на руку любовным парочкам, ищущим уединения. Если судить по звукам, доносившимся до Октавии, таких парочек здесь было предостаточно.
Еще пара поворотов, и она нашла то, что искала, — маленькую каменную хибару, в которой садовники хранили свои инструменты. Даже если бы какая-нибудь парочка случайно набрела на домик, внутрь было не войти. Для этого нужно иметь ключ. Октавия нашла его под камнем у стены. Открыв дверь, она впустила Норта и заперлась изнутри.
Слабого света от двух маленьких окошек едва хватало, чтобы видеть очертания Норта, но большего ни ей, ни ему не требовалось. Они сошлись в жарком объятии, их губы слились. Когда они наконец отпустили друг друга, Октавия подняла на него взгляд. В темноте она не видела его лица, но почувствовала, что Норт смотрит на нее.
— Как хорошо, — пробормотала она. — А теперь объясни, что происходит?
Норт тихо засмеялся. В этом была вся его Ви — сразу взять быка за рога.
— Ты о чем?
Он скорее почувствовал, чем увидел, как она рукой описала дугу.
— Вот об этом. Объясни.
Ага. Значит, она обратила внимание на то, что у него изменилась внешность.
— Я побрился и подстригся. — Действительно, камердинер Брама и побрил и постриг его, но это было не главное.
— Почему? Раньше тебе было все равно, как ты выглядишь.
Это оскорбление или комплимент?
— Теперь у меня есть причина задуматься об этом.
Он опять скорее почувствовал, чем увидел, как она кивнула.
— Политические амбиции, о которых все вдруг заговорили?
Все-таки слухи в обществе распространяются быстро.
— Да.
— Почему бы просто не жениться на какой-нибудь жеманной дуре, у которой папочка владеет половиной Ливерпуля?
Хорошо, что было темно. Она не увидела, как он ухмыльнулся в ответ на ничем не прикрытую ревность.
— Лучше уж я воспользуюсь связями своих братьев, например дружбой Дева с Уинтером и Веллингтоном. — Оба этих господина имели серьезный вес в политике.
— Это очень огорчит многих мамаш на сегодняшнем балу. Я слышала, как одна из них говорила дочери, что ты весьма завидный жених.
Октавия не потрудилась замаскировать яд в своих словах.
— Я? — Норт недоверчиво рассмеялся. — Перспективный жених? С каких это пор?
— Наверняка с тех самых, как побрился и постригся.
— А ты что думаешь? — Обхватив за талию, он прижал ее к себе и почувствовал, как она потянулась к нему.
— О чем? — В голосе не было никаких колебаний.
— О завидном женихе.
— Ради обожания какой-нибудь глупой девчонки не стоило так сильно менять себя, Норт. Если для них важно, как ты выглядишь и какие у тебя связи, они не заслуживают тебя.
Из всех вокруг только одна Октавия могла сказать такое. Ей было наплевать, прицепит он Райлендов в конце своего имени или нет. Ей было наплевать на все, кроме него.
Он опустил голову и прижался к ней лбом.
— Ах, Ви, я так соскучился по тебе!