Внезапно она вспомнила о своих ключах. Выудив их из сумочки, она попробовала отпереть замок. Неожиданно он поддался. Но едва Ноэль успела приоткрыть дверь, как ее резко оттолкнули, дверь захлопнулась, лязгнул засов. Зашатавшись, Ноэль упала, оцарапав локоть о шероховатое бетонное крыльцо. За дверью расплакалась Эмма, послышался приглушенный голос Роберта, успокаивающего ее. В кустах у дома что-то зашуршало.
У Ноэль мелькнула мысль: «Это Джуди. Она спешит ко мне на помощь».
Но ее соседка поспешно убегала к своему дому.
Ноэль с трудом поднялась и прислонилась к двери. Слезы заструились по ее лицу.
— Эмма, милая, это мама. Обещаю, я приеду, как только смогу.
Из-за двери не донеслось ни звука, кроме легкого стука удаляющихся шагов. Ноэль окатила волна отчаяния. Ей представлялось, как злорадно ухмыляется Роберт, стирая слезы со щек дочери. Что он ей наболтал? Много ли вранья он успеет вбить в голову девочки, прежде чем кончится этот кошмар?
Ее охватила дикая ярость.
— Тебе это так не пройдет! — выкрикнула она, уже не заботясь о том, что услышат и подумают соседи. Она перестала прислушиваться к доводам рассудка. — Ты слышишь, Роберт? Этого я не допущу! Ты еще поплатишься!
Она бросилась на дверь всем телом, заколотила в нее, обдирая пальцы, пинала ногами, пока не почувствовала в одной из них острую боль. Из ее полуоткрытого рта вылетали капли слюны. Изменившийся до неузнаваемости голос взвивался в раскаленное голубое небо.
— Ублюдок! Впусти меня! Впусти немедленно!
«Ты играешь ему на руку, и сама понимаешь это».
Голос, отдаленно напоминающий голос Лейси, вернул ее к действительности. Ярость угасла. Ноэль сошла с крыльца и вдруг поняла, что у нее нестерпимо ноет нога. Ее колени подогнулись, она упала в траву, неудержимо дрожа. «Что я натворила?! — мысленно простонала она. — Господи, что я наделала?!»
— Попроси доктора Рейнолдса осмотреть твою ногу, — посоветовала бабушка, глядя на Ноэль, лежащую на диване.
Ради бабушки Ноэль придала лицу беспечное выражение.
— Обязательно, как только смогу дойти до машины и отвезти тебя к нему. — Она пошевелила ногой, лежащей на пухлой подушке, и поморщилась от боли. Ступня отекла, ремешки сандалии глубоко врезались в кожу, но снять сандалию Ноэль не решалась, боясь, что потом не сумеет надеть ее.
— Еще чего! — возмутилась бабушка. — Ты не в состоянии вести машину.
И не только из-за распухшей ступни. Ноэль было незачем смотреться в зеркало, чтобы понять, что она выглядит ужасно. До дома она добралась чудом.
— Я знаю одно: пешком мне не пройти и двух шагов.
— Тогда давай попросим врача приехать сюда.
— На дом? Бабушка, домашние визиты врачей остались в прошлом, в эпохе лошадей и двуколок. — Если бы не боль, Ноэль посмеялась бы над представлениями бабушки о большом мире, не изменившимися со времен Трумэна.
— Может быть. Но Хэнк Рейнолдс не такой, как все врачи, — упрямо возразила бабушка.
— Потому что не стал уговаривать тебя пройти еще один курс химиотерапии?
— И не только.
— Назови хотя бы одну причину.
— Во-первых, он не гонится за деньгами. Если бы он хотел разбогатеть, он устроился бы в какую-нибудь клинику в большом городе, где за каждый осмотр дерут втридорога. Я ничуть не удивилась бы, если бы он не взял с нас ни единого лишнего гроша, приехав на дом.
Хэнк Рейнолдс был преемником старого доктора Мэтьюза, вышедшего на пенсию несколько лет назад. Ноэль познакомилась с Хэнком, сопровождая к нему бабушку. Молодой интерн произвел на нее столь приятное впечатление, что она уже подумывала сменить своего прежнего врача из Скенектади.
Но сейчас Ноэль было не до того. Ее терзали мысли о собственной опрометчивой выходке. Пренебрегая советом адвоката, она снова попалась в ловушку Роберта. Господи, о чем она только думала?
— Забудь о моей ноге. Мне следовало бы обратиться к психиатру. — Ноэль со стоном села на диван. — Бабушка, я окончательно все испортила, правда?
— Ты не могла поступить иначе, — убежденно отозвалась бабушка. Она не допускала и мысли, что сама она и Ноэль хоть в чем-то виноваты. — Если и существует способ победить, не испачкав рук, то мне он неизвестен.
— А тебе когда-нибудь приходилось защищать маму или тетю Триш? Ты была готова дать руку на отсечение, лишь бы спасти их?
— Триш никогда не доставляла мне хлопот. А вот твоя мать была совсем другой… она вечно неслась куда-то очертя голову, хотя уже не раз набивала шишки. — Бабушка поджала губы, отдавшись воспоминаниям. — Но однажды я вся извелась из-за нее. Я знала, что ей пришлось пережить, но ничем не сумела помочь.
— Это случилось, когда она забеременела мною? — Ноэль встрепенулась. До сих пор она знала только родительскую версию истории своего появления на свет. Бабушка не любила вспоминать о том времени. Послушав ее, всякий приходил к выводу, что внучку ей принес аист.
Бабушка отрешенно кивнула, устремив взгляд вдаль.
— Я думала, что поступаю правильно, ни во что не вмешивалась, ждала, когда она сама попросит помощи. Но теперь я не уверена…
— Но ведь она все-таки обратилась к тебе.
Бабушка рассеянно затеребила верхнюю пуговицу блузки. Она уже приготовилась к поездке к врачу, оделась, даже подкрасила губы. Но светло-голубой брючный костюм висел на ней мешком и усиливал впечатление хрупкости.
— Это случилось зимой 1969 года, которая, помню, выдалась на редкость суровой. У твоих родителей не осталось ни гроша. Что могла поделать твоя мать? — Бабушка покачала головой.
«Она могла остаться с моим отцом», — мысленно ответила Ноэль. Но на беду, Мэри вечно рвалась на свободу. Она сделала все возможное, лишь бы расстаться с Бернс-Лейк и своим мужем.
Ноэль с трудом поднялась на ноги и заковыляла к двери. Опухшая нога отзывалась сильной тупой болью. Взглянув на часы, Ноэль сообщила:
— Пятнадцать минут третьего. Надо поторопиться, чтобы не опоздать. Если доктор Рейнолдс будет свободен, я покажу ему ногу.
— Машину поведу я, — невозмутимо заявила бабушка.
— Ни в коем случае! Ты забыла, что сказал офтальмолог?
— Катаракта у меня только на одном глазу. Вторым я вижу прекрасно.
— В таком случае… — Ноэль задумалась, не желая уступать, и тут же нашлась: — Если уж ты так хорошо видишь, скажи, что написано вон на том фургоне? — И она указала в окно на грузовик, стоящий перед домом Кинанов. По фургону тянулась крупная надпись: «Фигейра. Ремонт бассейнов».
Бабушка прищурилась, крепко сжала губы.
— А, это по поводу дезинсекции! Бетти говорила, что у нее завелись термиты.
— Бери сумочку, бабушка. Я подожду тебя снаружи.
Понимая, что проиграла, бабушка раздраженно фыркнула и направилась в коридор за сумочкой, черным кожаным чемоданчиком, который Ноэль помнила с детства. В этом чемоданчике никогда не иссякали запасы салфеток, пластыря, мелочи и пастилок.
«Бабушка, чем ты попробуешь утешить меня на этот раз?» — в отчаянии думала Ноэль, чувствуя, как ноет сердце. Чем можно успокоить беспечную мать, у которой из-под носа утащили ребенка? Мать, которая пренебрегла разумным советом адвоката?
Спустя некоторое время, сидя в тесной приемной доктора Рейнолдса, Ноэль всерьез задумалась: может, ей следовало принять совет бабушки и остаться дома? Действительно ли все вокруг глазеют на нее, или это игра ее воображения? Ивонна Линч даже не пыталась скрыть жадного любопытства. И Мона Диксон, ждущая второго ребенка… когда-то они вместе учились в школе, но теперь Мона вела себя так, будто была незнакома с Ноэль. А когда двухлетний малыш Моны направился к Ноэль, мать оттащила его в сторону так поспешно, словно ее бывшая одноклассница была источником заразы.
И так вели себя не только Ивонна и Мона. Вчера в магазине «Покупай и экономь» Ноэль столкнулась с соседкой по улице. Пока они болтали, Карен Блейлок то и дело украдкой поглядывала на нагруженную тележку Ноэль, словно ожидая увидеть среди пакетов и коробок упаковку пива или бутылку вина. Не имело значения даже то, что у людей, перешептывающихся за спиной Ноэль, не было ровным счетом никаких доказательств. В городках вроде Бернс-Лейк требовалось доказывать невиновность, а не вину.