— Не подумай, что я уклоняюсь от разговора, — продолжала Ноэль, — но я хотела бы знать, насколько у тебя все серьезно с этим Данте.
Бронуин вызывающе пожала плечами — пожалуй, слишком вызывающе.
— Мы встречаемся, вот и все. Ничего особенного.
— Ты спишь с ним?
Ее сестра удивленно засмеялась и залилась густым румянцем.
— А почему ты спрашиваешь?
— Можешь не отвечать — мне уже все ясно.
— О Господи… правда?
— Дело в том, что я слишком хорошо знаю тебя. — Ноэль ободряюще сжала руку сестры. — Надеюсь, вы предохраняетесь?
— Сказать по правде, мы были близки только один раз, — призналась Бронуин.
— Поверь мне, одного раза вполне достаточно — уж я-то знаю. Я сама так забеременела.
Внезапно она сообразила, что родилась, когда ее родители были всего на год старше Бронуин. Она всегда помнила, что ее отец и мать очень молоды, но даже не представляла себе, насколько молоды. Неожиданно ее переполнило сочувствие к матери — теперь Ноэль понимала, что ей пришлось пережить.
— Не волнуйся, мы были осторожны, — заверила ее Бронуин.
Мысли Ноэль перескочили на Хэнка и на то, насколько осторожными придется быть им. Сегодня он пригласил ее к себе поужинать. А почему бы и нет? Ведь они друзья. Если они ограничатся поцелуями на вершине холма, что плохого в их дружбе? И все-таки Ноэль не покидало тревожное предчувствие.
— Все прошло удачно? — нерешительно спросила она.
Бронуин опустила голову, румянец на ее щеках стал гуще.
— Скажем так: не все можно узнать из книг.
— А моим первым мужчиной стал Роберт, — призналась Ноэль.
— И это было ужасно?
— Нет, что ты. Просто… — Ноэль так старательно избегала этих воспоминаний, что они почти полностью стерлись из ее памяти. — Он действовал очень уверенно — так мне запомнилось. Словно демонстрировал какой-то таинственный фокус.
— И со временем ничто не изменилось в лучшую сторону?
— Пожалуй, все-таки изменилось. Беда в том, что любовь ушла, а вместе с ней — и желание заниматься сексом. Как видишь, я навредила сама себе.
— А я не знаю, люблю ли я Данте, — вздохнула Бронуин. — Он нравится мне, но ведь это еще не любовь, так?
— Так, да не совсем. — Ноэль улыбнулась, снова вспомнив о Хэнке.
Неужели она влюблена в него? Может быть, но сейчас, в смятении, она не смогла бы отличить любовь от простого чувства благодарности за доброту Хэнка. Впрочем, сегодняшний вечер она ждала с нетерпением — это она знала наверняка.
Она старалась не вспоминать о том, как он поцеловал ее, не думала, к чему это может привести. И отгоняла от себя мысли о суде. Ей и Хэнку просто необходим вечер без всяких «бурь и натисков». Разве она просит слишком многого?
— Я неплохо готовлю, — заявил Хэнк с видом новичка, до сих пор удивляющегося своему таланту. — Надеюсь, ты любишь макароны?
Они стояли бок о бок в тесной, но на редкость удобной холостяцкой кухне. Ноэль резала огурцы для салата, а Хэнк хлопотал над кастрюлей, где варились спагетти, которых хватило бы на целую армию. Она с улыбкой повернулась к нему.
— Обожаю!
— Вот и отлично, потому что больше я ничего не умею готовить.
— Только макароны?
— С соусом маринара, с соусом песто, с грибами и чесноком, с…
— С тобой все ясно. — Ноэль рассмеялась, и собственный смех показался ей чудом, как будто у нее на глазах из сухой земли забил родник.
Хэнк смотрел на нее нежно и насмешливо. Его лицо раскраснелось от пара, волосы вились на висках. Поверх брюк цвета хаки и голубой рубашки он надел мясницкий передник, напомнив Ноэль шеф-повара из телепередачи. Участника шоу. Ее растрогало его стремление порадовать ее.
— Макароны любят все, — продолжал он, — так что это беспроигрышный вариант, когда ждешь гостей. И навык, необходимый для выживания!
— Но ведь существует и ресторан Мерфи, — напомнила она.
— О, это мы уже проходили. — Он выудил из кастрюли длинную макаронину и задумчиво пожевал ее, рассуждая вслух: — Еще не готовы. Подождем пару минут. — Его лицо стало печальным. — Представь себе одинокого мужчину, каждый вечер ужинающего у Мерфи! С таким же успехом я мог бы дать объявление в рубрику знакомств.
Ноэль поняла, что он имеет в виду.
— Сейчас представлю… У всех незамужних женщин Бернс-Лейк в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти лет возникло непреодолимое желание накормить тебя!
Хэнк закатил глаза.
— Поначалу они оставляли для меня на крыльце кастрюли с запеканками. Вскоре в холодильнике совсем не осталось места. А потом их азарт угас, и меня перестали замечать.
— Может, тебе просто пытались помочь по-соседски, — насмешливо предположила Ноэль.
— Как бы там ни было, у меня появился комплекс. Мне пришлось гадать, что во мне такого особенного. Неужели я подсознательно подавал сигналы, что ищу жену? — Хэнк снял кастрюлю с плиты и с размаху выплеснул ее содержимое в дуршлаг, стоящий в раковине.
— Несчастные женщины! Надеюсь, ты не сразу давал им отставку?
— До этого дело не дошло. Я просто перестал ужинать в ресторане и начал закупать полуфабрикаты. В конце концов они все поняли и прекратили носить мне запеканки. — Он закрыл кран и подставил дымящийся дуршлаг под струю холодной воды.
— И слава Богу! — Ноэль водрузила миску с салатом на стол, размышляя: «Что он хотел этим сказать?»
В этой квартире в большом белом викторианском особняке ничто не указывало на то, что она служит обиталищем холостяка. Несмотря на скудную меблировку, гостиная, служившая также и столовой, и примыкавшая к ней кухня выглядели уютно. На паркетных полах лежали пестрые восточные дорожки. Дубовый буфет, заваленный бумагами и книгами, стоял неподалеку от такого же массивного дубового стола. Здесь были даже камин и плетеное кресло-качалка перед ним.
Хэнк явно не стремился поскорее найти жену, будь то умышленно или невольно. Вопрос заключался только в том, почему это так заинтересовало Ноэль. Уж она-то вовсе не охотилась за Хэнком. Она поймала свое отражение в зеркале над буфетом и увидела женщину, которая старательно уложила волосы и выбрала нарядное платье, женщину с раскрасневшимися щеками и деревянной миской в руках. От нее веяло смущением, как, по ее мнению, и от дамочек, приносивших молодому врачу домашние запеканки.
«Это всего лишь дружеский ужин, — напомнила она себе. — Не более».
За столом завязалась непринужденная беседа. Хэнк рассказал Ноэль, как сложно было завоевывать авторитет у пациентов доброго старого доктора Мэтьюза. Ноэль призналась, что опять начала писать и теперь не только ведет дневник, но и закончила несколько рассказов. Хэнк выразил желание прочесть один из них, и Ноэль пообещала показать ему рукопись, над которой сейчас работала.
Ужин уже подходил к концу, когда Хэнк прокашлялся и произнес:
— Мне бы не хотелось напоминать о неприятном, но, с другой стороны, было бы невежливо не спросить… Что нового в твоем деле?
— Почти ничего. По милости моего мужа мы топчемся на одном месте. Он назначил дату встречи с психологом, но в последнюю минуту попросил перенести ее. А тем временем мой адвокат вынуждена сидеть и ждать отчета. — Она старалась не поддаться унынию. Она и без того часто плакалась в жилетку Хэнка. — Кстати, ужин был превосходным. Ты сказал правду — ты действительно хорошо готовишь.
— Спасибо. Эти цуккини любезно преподнесла мне хозяйка дома. В ее огороде их столько, что хватит до самого конца света. — Хэнк снова наполнил свой бокал вином и предложил Ноэль еще стакан перье. — Кстати, о Лейси. Недавно я виделся с ней. Она приезжала за очередным рецептом.
Ноэль вспомнила, что Лейси страдает сенной лихорадкой.
— Надеюсь, ты не сказал ей о нас? — Вопрос вырвался неожиданно, как выскакивает пружина из старых часов. Ноэль покраснела. «Господи, да что о нас говорить?»