Мэри перевела взгляд на Чарли, который сидел напротив, с задумчивым видом скрестив руки на груди, — мужчина, перенесший свою долю невзгод. Однако он не утратил оптимизма, в глазах играла жизненная сила, уголки губ загибались вверх.
Ноэль подперла голову ладонями.
— Чтобы возбудить подозрения, нам не нужны доказательства. Может быть, нам удастся просто сделать шатким положение Роберта? Ты уже добился этого статьями — они заставили город заговорить.
Мэри смотрела на дочь, уже в который раз удивляясь перемене в ней. Решимость окрасила румянцем ее щеки. После ареста Мэри ощущала почти осязаемые узы, связывающие ее с дочерью, ошеломляющее желание защитить ее любой ценой. Но ей уже было ясно, что Ноэль вполне способна постоять за себя. Мэри нерешительно обняла ее и удивилась, когда Ноэль не отстранилась, а положила голову ей на плечо.
Чарли с сомнением покачал головой.
— Об этом я уже думал и решил, что это небезопасно. Авторитет Роберта в городе по-прежнему очень высок. Его сторонники, не говоря уже о юристах, легко опровергнут обвинения, если те не будут основаны на фактах. И поверьте мне, достопочтенный судья Рипли прислушается к мнению общественности, помня, что в ноябре предстоят выборы.
— Вот еще одна причина быть начеку, — подхватила Мэри, вспомнив о встрече с мужем Ноэль в церкви. — Все мы знаем: Роберт не из тех, кто пускает дело на самотек. Если загнать его в угол, он… словом, я боюсь за всех нас.
— Он еще не знает, что значит оказаться загнанным в угол. А я знаю, — выпалила Ноэль так яростно, что Мэри вздрогнула. — Как я понимаю, мне уже нечего терять. Если эксгумация останков Коринны — единственный способ выяснить, причастен ли он…
Она осеклась, услышав шаги на задней веранде: Бронуин возвращалась с прогулки с Руфусом. Дверь распахнулась, крупный рыжий пес вбежал в дом, оставляя на полу грязные следы, за ним появилась младшая дочь Чарли. От нее веяло вечерним холодом, прогулка не улучшила ее настроения.
Бронуин открыла холодильник.
— У нас осталось что-нибудь съедобное? Умираю с голоду!
— Остался картофельный салат, — сообщила Ноэль.
Бронуин со стоном захлопнула дверцу.
— Нет, я еще не настолько проголодалась.
Чарли рассеянно подсказал:
— Еще есть мороженое.
Бронуин вспылила:
— Папа, как ты можешь?! Предлагать такое после того, как я целый день раскладывала мороженое в кафе!
Но Чарли не заметил, что она не в духе. Может, он к этому привык — в отличие от Мэри. Она нахмурилась. Если бы кто-нибудь из ее ассистенток позволил себе такую дерзость, то остался бы без работы… или в лучшем случае отделался нотацией. Ноэль в юности была совсем другой. Мэри помнила ее тихой, даже чересчур тихой девочкой. Пожалуй, ей следовало быть пообщительнее. Если бы она в юности научилась быть решительной, сейчас ей не пришлось бы сражаться за дочь.
Настроение Бронуин вновь изменилось. Она бросилась к Ноэль и обняла ее за шею.
— А может, я приготовлю вафли? — как ни в чем не бывало предложила она. — С черникой, которую мы собрали сегодня утром.
— Уже одиннадцатый час, — напомнила Ноэль. — Мне пора.
— Куда тебе спешить? Тетя Триш пообещала пробыть с Дорис всю ночь, — вмешалась Мэри.
Бронуин бросила на нее взгляд, в котором ясно читалось: «Только не воображай, что ты — член нашей семьи!» Но на отца она посмотрела почти умоляюще.
— Папа, как, по-твоему, я должна чувствовать себя, видя, как вы умолкаете, едва я вхожу в комнату? Я не настолько глупа, чтобы ничего не замечать. Мне известно, что происходит. И если вы не позволите мне хотя бы приготовить вафли, я… я не знаю, что со мной будет! Я взорвусь!
Чарли криво усмехнулся.
— Все ясно. Детка, я не собирался ничего скрывать от тебя. Просто думал, что было бы несправедливо втягивать тебя в подобные дела. — Он медленно расплылся в улыбке, и в кухне со старыми обоями и темными сосновыми шкафами оттенка сидра словно стало светлее. — Значит, вафли с черникой? По-моему, прекрасная мысль!
— О, Брон… — Ноэль со вздохом любовно потрепала младшую сестру по руке. — Только пообещай мне, что не будешь иметь детей от мужчины, которому не доверяешь.
— А кто тебе сказал, что я вообще собираюсь иметь детей?
Бронуин выпрямилась и прошлепала к кухонному столу, принялась открывать шкафы и доставать мерные стаканы и миски. Вынимая из холодильника пакет молока, она на миг застыла, устремив вперед невидящий взгляд и отбрасывая черную тонкую тень на потертый линолеум. Наконец она встряхнула головой, точно отгоняя какую-то мысль, и захлопнула дверцу. Вскоре кухню наполнил звон ложек и аромат подрумянивающихся вафель.
«Я могла бы привыкнуть ко всему такому», — думала Мэри, имея в виду поздние посиделки за кухонным столом, лягушачий хор и пение сверчков за окном. И никаких телефонных звонков, сигналов автоответчика и взбудораженных клиентов, звонящих откуда-то со Среднего Запада, чтобы сообщить, что они опоздали на самолет! Здесь не слышался даже шум транспорта. Не было ничего, кроме тихого вечера в преддверии надвигающегося кризиса, когда особенно приятно остановиться и насладиться мелочами жизни.
К собственному удивлению, она съела три вафли с маслом, обмакивая их в кленовый сироп с соседней фермы. Когда на тарелках не осталось ни крошки, Чарли и Ноэль занялись мытьем посуды, а Мэри выпроводили на веранду. Но едва она уселась в кресло, как застекленная дверь за ее спиной со скрипом открылась. Мэри обернулась и чуть не вздрогнула, обнаружив рядом с собой Бронуин.
Помедлив, девушка уселась на верхнюю ступеньку крыльца. Ее силуэт вырисовывался на фоне серебристого, затянутого легкой дымкой озера. Бронуин подтянула стройные ноги к груди, ее длинные волосы упали на колени. В темноте ее было бы легко спутать с Коринной.
— Вафли были превосходны, — сказала Мэри. — Пожалуй, я даже переела.
— Вы можете себе это позволить — вы и так худая. — Это был явно не комплимент.
После неловкой паузы Мэри предприняла еще одну попытку завязать разговор:
— Хорошо, что наконец-то немного похолодало. Приятный вечерок, верно?
Бронуин пожала плечами.
— Лето кончается.
— Кстати, твой отец говорит, что тебе остался последний школьный год, — решительно продолжала Мэри. — Должно быть, ты уже думаешь, в какой колледж подавать документы. Помню, Ноэль в твоем возрасте никак не могла дождаться, когда наконец станет самостоятельной.
Бронуин ответила ей красноречивым взглядом: «Неудивительно. Будь я вашей дочерью, мне тоже не терпелось бы уехать из дома». Но она была чужой дочерью. Это все меняло.
— Я не могу похвастаться отметками, — призналась Бронуин. — Хорошо еще, если меня вообще примут в колледж.
Мэри понимающе усмехнулась.
— Когда я поступала, мне тоже так казалось. Кому нужна мать-одиночка? Но через шесть лет у меня уже был диплом.
— Знаю. Ноэль рассказывала мне об этом. — В лунном свете, пробившемся сквозь туман, оливковая кожа Бронуин казалась светло-золотистой. Она сжала пальцами прядь волос, принялась водить колким концом пряди по губам. — Она говорила, что в те дни почти не видела вас.
Мэри ощутила знакомый укол раскаяния. Но вместо того, чтобы начать оправдываться, ответила коротко:
— Она права.
Последовала еще одна длинная пауза, и вдруг Бронуин спросила:
— Вы знали мою мать?
— Я видела ее только однажды. Она показалась мне очень милой.
— Такой она и была. И еще красивой. Никто даже представить себе не может, как она была красива.
— Знаешь, ты немного похожа на нее.
— Все говорят, что я похожа на отца.
— Да, но глаза ты унаследовала от матери. Я помню, как они поразили меня.