Она позволила себе невесело улыбнуться. «Господи, подумать только! — неожиданно сыронизировала она. — Похоже, я прибыла прямо по адресу». Чем бы ни кончилась сегодняшняя экспедиция, она не уйдет отсюда с пустыми руками.
Ей вспомнились службы, на которых она присутствовала вместе с Робертом и его родителями. В годы ее пьянства только в эти часы ей удавалось спокойно обдумать, во что превратилась ее жизнь. Позднее, в период трезвости, она радовалась самой возможности успокоиться духом и душой, забыв о бесконечной, отупляющей череде званых ужинов и вечеринок с коктейлями. Внезапно ее посетила еще одна, менее утешительная мысль: «А ведь когда-то тебе это нравилось! Какое отрадное зрелище — ты и твой привлекательный, преуспевающий муж рядом с его родителями, занимающими видное положение в обществе!»
Не только Роберт виноват в том, что их брак распался, поняла она. Кто заставлял ее верить в красивую сказку? Тихую, незаметную офисную Золушку выдернул из мрака безвестности ее красавец муж, по совместительству босс. За одну ночь из заурядной девушки, ведущей самую обычную жизнь, она превратилась в сказочную принцессу.
Но всем этим она охотно пожертвовала бы ради Эммы. И не испытывала бы сожаления. И если сегодняшняя затея, пусть опрометчивая, приблизит ее к дочери, значит, игра стоила свеч.
Она огляделась, пораженная кинематографичностью окружения: пустая церковь, полная луна, стелющийся над землей туман — любезность божественного отдела спецэффектов. Если бы Лейси узнала о том, где сейчас ее подзащитная, она усомнилась бы в здравом рассудке Ноэль. И была бы недалека от истины.
Узкая дорожка вела мимо церкви в поле. В призрачном лунном свете на лужайке просматривались очертания фундамента прежней, старой церкви, сгоревшей где-то в середине XIX века. Тысячелистник разросся вокруг древних, покрытых мхом камней, непролазные заросли дикой малины окружили руины дымохода.
Ноэль вспомнилось название книги из тех, что она когда-то опрометчиво подарила Бронуин, — «Загадка разрушенной стены». Да, это даже не декорация к фильму, а просто сцена из дурацкой книжонки о Нэнси Дрю. Она подавила смешок, боясь, что не сумеет остановиться, если расхохочется.
В пятидесяти футах от руин старой церкви невымощенная тропа вела к кладбищу, обнесенному невысокой чугунной оградой. Кладбище было ухоженным и обычно не внушало Ноэль страха. Но прежде она видела его только при дневном свете. А теперь, при луне, от надгробий протянулись зловещие тени, обелиски мрачно высились в тумане, будто парили над землей.
Она вздрогнула. Ветер принес легкий запах сосновой смолы, зашелестел листьями растущих на кладбище деревьев. Ноэль подумала, что кладбище граничит с государственным заповедником. Никто не услышит их крики о помощи — вокруг нет ни души.
Повернувшись к Бронуин, она прошептала:
— Знаешь, по-моему, мы погорячились.
Ее сестра пожала плечами:
— Что еще нам оставалось?
— Надеюсь, ты не забудешь включить запись. — Она указала на видеокамеру в руке Бронуин и подумала: «Прекрасно! Компромат, отснятый двумя до смерти перепуганными женщинами».
— Тихо! Нас могут услышать!
Но кто? Вокруг было тихо, как в…
Закончить мысль Ноэль не решилась.
Бронуин крепко стиснула ее руку. Вместе они зашагали по дорожке. В высокой траве стрекотали сверчки, мелкие ночные мошки поблескивали в лунном свете и кружились облачками над низкими кустами барбариса. Перед мысленным взором Ноэль вспыхнула давняя картина: девятилетняя Бронуин застыла возле свежей могилы матери — худенькая, невысокая, с огромными глазами, с темной головкой на стебельке длинной шеи.
Вблизи кладбище не внушало такого суеверного страха, как издалека. Наверное, потому, что Ноэль не заметила никаких следов прихвостней Роберта… и, откровенно говоря, сомневалась, что увидит их. А может, то, что заставляло ее вздрагивать от резких звуков и ускорять шаг на темных улицах, внезапно отключилось в ней, как неисправный двигатель. Ей представилась онемевшая рука или нога, в которой ощущается лишь легкое покалывание.
Ноэль огляделась. Края кладбища тонули в густой тени деревьев, выросших у ограды, мрачных, как стены старой крепости. Но могилы были ухоженными, на многих лежали цветы и венки. У Ноэль мелькнула мысль, что по состоянию могилы можно судить о том, кто в ней похоронен. Особенно если на надгробии выбита недавняя дата. Самыми ухоженными и в то же время вызывающими острую душевную боль были могилы детей. Ноэль направила луч фонарика на отполированную гранитную плиту с эпитафией:
Ей вспомнился стишок на сон грядущий, которому научила ее бабушка: «Коль суждено мне скончаться во сне, Боже, возьми мою душу к себе». Ноэль вздрогнула. Недопустимо учить такому ребенка, ему незачем знать, что он может уснуть и не проснуться. Неудивительно, что в детстве ее часто мучили кошмары.
Бронуин сдавленно вскрикнула.
— Ты слышала?
— Что? — Ноэль выключила фонарик.
— Там что-то зашуршало. — Она указала на густые кусты справа от них. Однако Ноэль не заметила ничего подозрительного и услышала только уханье совы.
— С меня хватит, — прошипела она. — Ты собираешься торчать здесь всю ночь и кормить комаров?
Ноэль давно знала, что ее сестра слишком впечатлительна. Воображение Бронуин чем-то напоминало ей книжку, которую она так часто читала Эмме, что она рассыпалась на страницы, — «Кто живет в лесу». Про лес, населенный страшилищами.
— Клянусь тебе, я что-то слышала! — В тени глаза Бронуин казались совсем черными. — Ты точно ничего не заметила?
— Я знаю только одно: мы ведем себя по-дурацки. — Больше досадуя на себя, чем на сестру, Ноэль повернула обратно.
Ворота громко скрипнули, напомнив ей о старом амбаре, который с тех пор, как Ноэль помнила себя, каждый год на Хэллоуин превращали в «дом с привидениями». «Там нечего бояться, — часто убеждала себя Ноэль. — Все это ненастоящее. Просто картонные скелеты, кетчуп вместо крови и жуткие звуки, записанные на магнитофон».
Но это кладбище было настоящим.
Внезапно заметив промелькнувшую у ограды тень, она вздрогнула. Но тут же обнаружила, что это только ветка, качающаяся на ветру. Вдруг ее внимание привлек холм свежей земли возле недавно выкопанной могилы. Дурные предчувствия усилились, волосы стали дыбом, в онемевшей конечности восстанавливалось кровообращение. «Все они похоронены здесь, — вспомнила она. — Не только Бак, но и несколько поколений его предков. Вон там, под деревьями».
Она открыла рот, чтобы позвать Бронуин, но выдавила из себя только хрип. В панике она оглянулась через плечо. Ее сестра, которая только что стояла рядом, вдруг как сквозь землю провалилась. Повсюду виднелись только надгробия, безмолвно глядящие на Ноэль. Ужас взметнулся в ней, появившись неизвестно откуда. «Просто меня напугали тени, — пыталась успокоиться она. — Бронуин здесь, ей некуда деться».
Внутренний голос настойчиво приказывал ей бежать, однако Ноэль как лунатик зашагала к могилам Ван Доренов. Ей казалось, что она плывет под водой, что поток проносит ее между руин давно погибшей цивилизации. В лунном свете она проплыла мимо простого, обросшего мхом надгробия Джейкоба Ван Дорена, родившегося в 1775 году и умершего в 1850-м. Он был каменщиком, смутно припомнила она. Она заметила могилы жены Джейкоба и его детей и наконец остановилась у мраморного памятника с двумя каменными урнами, слишком роскошного для этого скромного кладбища, — этот памятник мог принадлежать только Томасу Ван Дорену, прадеду Роберта. По слухам, этот бессердечный человек был виновен в смерти шести своих рабочих, которые погибли, упав с проломившихся, плохо сколоченных строительных лесов.