Тридцатиметровый гигант, держа в огненной руке длинный меч, оглянулся вокруг, плавя под собой землю, наклонился над отхлынувшей толпой, среди которых стоял вызвавший его маг, и издал рев. Затем медленно развернулся и направился, казалось, прямо к Строму.
Щит упал за ненадобностью. Парень ошалело смотрел, как пылающая громада преодолевает расстояние до него.
Сзади просвистело и в гиганта ударило огромным валуном, рассыпая огненные искры. Чудовище слегка пошатнулось, но продолжало двигаться. Еще несколько камней, пущенных катапультами со стен города лишь ненадолго замедлили его, выбивая снопы искр. Стрелы сгорали, утопая в огненной плоти.
Старый маг рванул Строма назад, себе за спину и возвел руки к небу. Тут же послушно брызнул дождь, окутав монстра клубами пара. Глядя на старика, остальные маги усилили потоки воды, льющиеся с неба и вскоре за облаком пара исчезла вся равнина.
Мокрые солдаты напряженно вглядывались в густой туман, обнажив мечи. Свистели пущенные наугад стрелы и тяжело бухали где-то впереди камни.
Огненный меч возник из тумана слева от Строма, срезав людей, стоявших на его пути, словно траву. И тут же появилось чудовище, кроша все вокруг.
Старый маг повернулся к Строму и одними губами прошептал: «Беги». И Стром рванул, перепрыгивая через обугленные останки тех, кто еще недавно защищал стоявший позади город. На бегу он обернулся, успев увидеть как маги направляют ударную волну в сторону огненного воина. Сила ее была столь велика, что отбросила гиганта обратно в туман. Стром остановился, раздумывая, не вернуться ли ему назад, но в это время из облака пара показался огромный меч и прошелся по тому месту, где секунду назад встретил отпор. Больше Стром не останавливался.
Не в силах оторвать взгляд, мы наблюдали как груда магмовых камней, пышущая пламенем, стирает с лица земли то, что недавно было армией Холмов. Мечущиеся среди клубов пара люди и лошади, обжигаемые со всех сторон, сминали друг друга, а остальных настигал огромный огненный меч, оставляющий после себя широкие борозды черного пепла.
— Шатир! — я смотрела в глаза магу, по лицу которого текли слезы. — Шатир! Нам надо уходить!
— Да… — он медленно оглянулся, невидящий взгляд прошел сквозь меня. — Надо… У вас пять минут… А может и меньше… — и он снова отвернулся к побоищу.
— Что? — я теребила его за рукав, когда Элрон оттащил меня назад.
— Лика! — он пытался поймать мой блуждающий взгляд.
— Нет, — я вырывала свои руки из его, — нет, пожалуйста, только не сейчас! Я же не смогу! Элрон, пожалуйста!
— Тебе надо уйти. — он сухо смотрел на меня.
— Но…
— Смотри! — он развернул меня туда, где остановился взгляд Шатира: на черные следы, остающиеся после каждого взмаха меча. — Что тебе тут делать? — Затем с силой прижался ко мне всем телом. — Лика, если с тобой что-то случится…
— А если с тобой что-то случится? — Я гладила его волосы и щеки, — Я даже знать не буду. За что вы меня так?
— Я живучий, — он грустно улыбнулся, — не говоря уже о Шатире. А тебе надо уходить. Подумай. Какая теперь разница — днем раньше, днем позже?
Я смотрела в эти серые глаза, ставшие настолько родными. Есть ли жизнь после этого?
— У тебя все должно быть хорошо, слышишь? — шепнул он, зарываясь носом мне в волосы. — Ты же пахнешь небом. Моим небом.
— Вы уйдете отсюда? Вы же не пойдете туда?
Он сильнее сжал меня.
— Лика, можешь кое-что пообещать мне? Это будет только для меня. Обещай!
— Что?
— Обещай, что сделаешь.
— Обещаю. — залепленными от слез глазами я смотрела на чистую зелень травы, простирающуюся далеко-далеко, и вспоминала черные следы, ждущие, когда я обернусь.
— Ты никогда сюда не вернешься. Никогда…
Все… Сердце упало вниз, к зовущей траве, прошло сквозь нее, будто растворилось, и исчезло в черной земле, оставив после себя ноющую дыру. Все…
Я тихо коснулась губами его шеи и отстранилась. Подошла и встала рядом с окаменевшим Шатиром, не оборачиваясь, словно за спиной осталось то, что нельзя видеть. Нельзя, потому что тогда не сможешь сдержать обещание, не сможешь уйти.
Шатир ласково взял меня за руку.
— Все приключения когда-нибудь заканчиваются. — он не смотрел на меня, — сделай правильный выбор.
— Сделаю. — я закрыла глаза, в которых навсегда остался взмах огненного меча.
За окном непривычно шел снег, красиво кружась маленькими снежинками и постепенно залепляя стекло снизу, там, где он прочно осядет на карниз, пустит корни и будет ждать первой оттепели. Я наблюдала с самого начала, пока снег не захватил десять сантиметров окна. Потом стемнело. Напротив зажглись огни, стали двигаться люди, суетливо копошась то в одной комнате, то в другой своих квартир. Потом шторы задернули и каждое окно окрасилось в цвет штор и телевизора. Свет погас. Послышались шаги соседей на лестничной площадке. Значит, в нашем доме тоже. Минут через пять где-то слева снова заработал телевизор, а дом напротив запестрел огнями. В два часа ночи погасло последнее окно.
В понедельник начались звонки. Мобильный разрывался, пока не сели батарейки. Вечером снова отключали свет. Ненадолго. Соседи ругались.
Я не плакала. Не было истерики. Ничего не было. Я просто лежала без движения. Мне казалось, что я умерла. А это — мой собственный маленький ад.
В среду начались галлюцинации. Потолок вертелся, расползаясь во все стороны, стены двигались, то сужаясь, до размеров моего дивана, то уходя за пределы видимости, искажая реальность и играя со мной в какие-то дикие игры. А еще я знала, что во мне есть сила. Я подымала согнутый палец и чертила в воздухе черные узоры у себя на потолке. Потолок чудесным образом каждый раз очищался и я вновь старательно замазывала его грязью.
Со светом тоже творилась беда — окна напротив гасли в самый неподходящий момент, когда мне так нужен был их свет на потолке. И тут же вмешивались назойливые соседи, высыпающие из своих квартир обсудить, доколе же все это будет продолжаться.
Есть ли жизнь дальше?
Спотыкаясь о невидимые преграды, я побрела на кухню. Взяла нож. Провела острым краем по запястью. Неприятно. Нужно надавить сильнее…
Я поняла, что не смогу этого сделать. Не хочу. Может быть, с пистолетом все было бы проще? Пустить пулю себе в лоб.
Я представила, как маленькая пуля разламывает мою черепушку и входит в мозг. Это же больно, наверное. И чертовски неприятно.
Я заплакала. Не зная, как жить дальше, я даже с собой не могу покончить. Если бы Элрон знал! Знал, как мне плохо без него, как я люблю его запах, его пронизывающие, беспредельно прекрасные глаза. Он же ничего не знает. Я ничего ему не сказала!
Слезы текли по ножу, красиво скатываясь вниз.
Первым не выдержал холодильник. Даже не знаю почему. Я же не светилась. Тихо сходила с ума, но не светилась.
Холодильник как-то жалобно заверещал и затих.
На следующий вечер задымил процессор. Накрылась моя коллекция фотографий меня в купальнике.
Телевизор я не включала.
Десять шагов по комнате до коридора от окна, три по коридору до кухни, пять до окна кухни и обратно. Снова кухня. Снова нож. К черту нож! Я боюсь!
Только почему боюсь? Может, для меня еще не все потеряно? Я же не думала в первый раз, что захочу там остаться. Я всегда знала, что вернусь домой. Значит, что-то тут для меня важно! Значит тут я тоже могу найти свое счастье.
Я сорвала с себя пропахшую потом одежду, влезла в теплый свитер и дубленку.
Говорят, кто ищет, тот найдет. А я искала. Я заглядывала в лица прохожих, пугая своим поведением спешащих домой мужчин, приставала к парам, спрашивая у девушек, что они нашли в этих, этих…
Никогда еще особи мужского пола не шарахались от меня с такой натуралистичностью.
Только один спокойно остался стоять, когда я подлетела к нему с душещипательным вопросом: «Ради чего стоит жить?». Я уж было подумала, что это судьба. Пока он не повернулся к свету мальчишеским лицом. Рослый шестнадцатилетний школьник!