- Всех, кто без дела шляется по палубе, - в трюм! - коротко бросил он, заметив Гримо и Планше, пристроившихся около шлюпки.
Гримо и Планше были бесцеремонно препровождены в трюм, где им пришлось принять участие в авральных работах по спасению судна.
Пока французы и ларошельцы, предводительствуемые боцманом фелуки, боролись за плавучесть судна в трюме, наверху происходил следующий разговор.
- Похоже, нас сильно отнесло к западу, - сказал помощник, подойдя к капитану. - Пробоина заделана кое-как и, видно, не выдерживает такой болтанки.
Капитан молча кивнул, хмурясь и недовольно поводя головой.
- Шлюпка примет только девять, от силы - десять человек. Только экипаж, - снова нарушил молчание г-н Эвелин.
Капитан Ван Вейде досадливо поморщился и кивнул снова.
- Если вода в трюме будет так быстро прибывать и дальше... - помощник не закончил фразу, но обоим морякам все было ясно и без лишних слов.
Стихии разыгрались всерьез. Матросам не удалось вовремя убрать все паруса, и некоторые были сорваны резкими порывами ветра. Люди в трюме выбивались из сил, но воды становилось все больше.
Видя, что сейчас некому его удерживать в трюме силой, Планше подошел к лестнице и принялся карабкаться наверх. Гримо подошел и дернул его за ногу.
"Куда?" - задал он безмолвный вопрос.
- Ты понимаешь, что в шлюпке нет места на всех?! - закричал Планше в ответ.
Гримо пожал плечами.
- Ты бочонки из-под рейнского видел? - продолжал Планше. - Они послужат поплавками.
Гримо вопросительно посмотрел на него.
- Плот, плот! - прокричал Планше. - Поплавки для плота!
С этими словами он с обезьяньей ловкостью устремился наверх. Гримо колебался лишь мгновение. Он последовал за товарищем.
- Чертовы французы дали деру, - злобно проворчал боцман, заметивший эту сцену.
Однако у него не было времени, чтобы отвлекаться на такие пустяки.
Один за другим ларошельцы бросали работу - они не могли больше рукой пошевелить из-за крайней усталости.
- Они нас задраят здесь, в трюме, а сами спустят шлюпку и уплывут! крикнул один из солдат.
- Нас задумали утопить, как котят! - подхватил другой.
Поднялся ропот.
В люке показалась голова помощника капитана.
- Эй, Дирк, что у вас там? - позвал он боцмана, вглядываясь в темноту.
- Эти канальи не хотят работать, - хрипло отвечал тот.
Сам он заменял по меньшей мере троих.
- Поднимись-ка наверх, - крикнул Эвелин.
- Слышали? - злобно проговорил один из солдат. - Ясное дело - они хотят вытащить своего и захлопнуть нас в трюме.
- Не пускайте его. Не давайте ему уйти! - заорали солдаты.
Течь все увеличивалась, и люди в трюме вынуждены были стоять по колено в воде.
- Это все одна шайка, - гомонили ларошельцы. - Те двое, что удрали первыми, приплыли вместе с нами.
- Дирк, где ты там?! - нетерпеливо крикнул сверху помощник капитана.
- Вот я тебе сейчас покажу Дирка, - пробормотал солдат, хватаясь рукой за перекладину лестницы.
- Назад, канальи! - свирепо орал боцман. - Надо спасать корабль!
- Пора спасать свою шкуру, - отвечали ему, наперебой устремляясь к трапу, ведущему наверх.
Ларошельцы были до того измучены, что не сразу могли подняться по ней и мешали друг другу.
Ветер продолжал задувать с ужасающей силой. Свинцовые валы, увенчанные шапками белоснежной пены, налетали один за другим, ударяя в борт накренившегося судна. Полузатопленный корабль издал глухой стон, словно умирающее живое существо, лег на бок и затонул.
Глава восемнадцатая
Снова в Париже
Капитуляция Ла-Рошели еще больше укрепила позиции Ришелье, так как все во Франции, а равно и за ее пределами, прекрасно понимали истинное значение этого события.
Его величество, пребывавший в своем обычном меланхолическом расположении духа, давно уже хотел возвратиться в Париж, а так как теперь уже ничто не препятствовало осуществлению его желания, он сразу же после подписания капитуляции приказал собираться в обратный путь.
Сборы затянулись, но наконец королевский кортеж выступил из ставки короля, находившейся в Ла-Жарри.
Само собой разумеется, что мушкетеры роты де Тревиля сопровождали короля, и д'Артаньян чувствовал бы себя почти счастливым, гарцуя рядом со своими товарищами в новеньком мундире лейтенанта, если бы не омрачавшие его чело мысли о разлуке со своей очаровательной спасительницей - Камиллой де Бриссар.
- Друзья, - сказал д'Артаньян, - как приятно думать о том, что под Ла-Рошель мы прибыли порознь, а возвращаемся в Париж все вместе. И больше над нами не висит постоянная угроза, которая исходила всегда от этой страшной женщины.
- Вы имеете в виду миледи? - спросил Арамис. - Что до меня, то я полностью разделяю ваши чувства, д'Артаньян.
- Черт возьми! И я тоже! - энергично воскликнул Портос и для убедительности взмахнул кулаком.
- Ну, положим, этого добра у кардинала на наш век хватит, - послышался голос Атоса. - Хотя что касается миледи - вы правы, д'Артаньян. Вторую такую ему не сыскать. Но меня не оставляет мысль, что, казнив ее, мы совершили грех и нас еще ждет расплата за него.
- Э-э, Атос. Вы заговорили в точности, как наш дорогой аббат. Предоставьте ему судить о том, что грешно и что праведно, - заметил Портос. - Он даже пишет диссертации на подобные темы. Что касается меня, то если бы эта милая особа воскресла, благодаря каким-нибудь ухищрениям ада, я тотчас бы отправил ее обратно, нимало о том не сожалея!
Атос тяжело вздохнул и замолчал.
- Полно, господа, - проговорил д'Артаньян, вдыхая полной грудью холодный воздух. - Мы снова вместе. Мы молоды, предприимчивы, отважны, наконец. Жизнь продолжается!
- Вы совершенно правы, друг мой. Но эта жизнь, к сожалению, зовет нашего милого Портоса покинуть нас, - со свойственным ему смешком заметил Арамис.
- Да, в самом деле! Портос, значит, вы уходите?
- Друзья! - сказал Портос, укоризненно взглянув на Арамиса. - Ах, друзья мои!..
Добродушний гигант не сумел найти подходящих слов и только махнул рукой.
- Ладно! - вскричал д'Артаньян. - Все равно - к черту меланхолию! Пока что мы все вместе едем в Париж!
- Да здравствует Париж! - подхватили трое мушкетеров, пришпоривая своих коней.
Королевский кортеж приближался к Парижу.
Столица приготовила его величеству торжественную встречу. Можно было подумать, что король и кардинал поставили на колени могущественное иностранное государство, нанесли поражение войскам испанского короля, а не уморили голодом гарнизон города, населенного соотечественниками.
Париж ждал своего короля.
Что же укрывалось в ту пору под именем Парижа - "славы Франции и одного из лучших украшений мира", по выражению Монтеня? Парижа, на гербе которого серебряный корабль плывет в лазурных волнах. "Качает его, но он не тонет", - гласит латинская надпись на гербе. Парижа, колыбелью которого был древний остров Сита, напоминавший корабль. Именно эта форма острова поразила также и составителей геральдических книг, и только благодаря этому сходству, а вовсе не вследствие осады нормандцев, на древнем гербе Парижа изображено судно.
Столица мира! Город городов! Париж! Он уже рядом. Роскошный и нищий. Остроумный и тщеславный. Набожный и развратный. Притягивающий к себе завороженного странника, манящий его в свое чрево, готовое поглотить без следа и отталкивающее теми картинами, которые открываются там - внутри этого гигантского человеческого муравейника, каким уже был Париж в XVII веке.
Разноликий, многоголосый, пестрый, тесный. В лабиринтах улочек старого города, где дома жмутся друг к другу, скопляются, нагромождаются этажом на этаж, стиснутые оградой, воздвигнутой Филиппом-Августом, заковавшим Париж цепью из могучих башен. Почерневшие от времени, увитые плющом массивные здания с угловатыми бойницами и стрельчатыми арками замыкали в лабиринт своих стен узкие темные улочки, в которых среди дня приходилось зажигать свечу.