Те, кто может, делают; те, кто не может, учат... Те, кто знает, как играть в футбол, как гребаный Бог, но у них больное колено — тренируют.
— Как дела, парни?
— Ты нам скажи, — отвечает мистер Зинке. Он владеет ювелирной компанией "Зинке Ювелирс", что позволяет ему быть в курсе почти всех отношений в городе. Кто обручается, у кого скоро юбилей, кому нужен браслет с извинениями "Я облажался" в два карата. Этот человек — хранилище: все, что продается в Зинке, остается в Зинке. Образно выражаясь. — В какой форме команда в этом году?
Я глотаю воду из бутылки.
— С Липински на позиции квотербека мы возьмем штаты — без сомнения.
Брэндон Липински — мое творение. Я тренировал его с тех пор, как он был маленьким игроком в команде поп уорнер... для тех, кто не из Нью-Джерси, это "мелочь" или молодежная футбольная лига. И как Бог создал Адама по своему образу и подобию, я создал Липински по своему.
— Джастин все лето пахал как проклятый, — говорит мне Фил Перез. — Он тренируется каждое утро, бросает по пятьдесят пасов каждый день.
Я веду мысленный каталог будущих талантов. Джастин Перез — семиклассник с приличной рукой и хорошими ногами.
— Последовательность — это ключ, — отвечаю я. — Нужно нарабатывать мышечную память.
Миссис Перкинс называет мое имя из-за прилавка, протягивая коричневый бумажный пакет.
— Твой заказ готов, Гарретт.
Семья Перкинсов владеет "Магазином рогаликов" уже несколько поколений — сейчас здесь хозяйничают миссис Перкинс и два ее брата. Ее старшая дочь, Саманта, была великолепной, влажной мечтой старшеклассника, когда я был первокурсником. Она взяла моего приятеля Дина на выпускной бал — они напились в лимузине и пропустили почти весь вечер, трахаясь в туалете, что навсегда закрепило за Дином статус игрока.
— Хорошего дня, ребята, — хлопаю по столу и иду оплачивать счет.
Миссис Перкинс протягивает мне мой пакет с углеводами и сдачу.
— Твоя мама собирается в клуб сегодня днем?
А, женский клуб — место, где женщины планируют распродажи выпечки, напиваются алкогольным пуншем с шербетом и ругают своих мужей.
— Она бы ни за что не пропустила это, — я подмигиваю ей и улыбаюсь. — Всего хорошего, миссис Пи.
— Пока, Гарретт.
~ ~ ~
С рогаликами под рукой я иду по Фултон-роуд и пересекаю Бэйгроув-парк, что приводит меня на Честнат, недалеко от дома моих родителей. Их дом — темно-синий колониальный дом с белыми ставнями... и практически неоново-зеленой лужайкой.
Выход на пенсию сильно ударил по моему старику.
В зимние месяцы он проводит часы в гараже, работая над классическими моделями автомобилей. Но как только морозы отступают, он начинает заниматься травой — подстригает ее, поливает, удобряет... разговаривает с ней.
Он провел с этим газоном больше времени, чем когда-либо со мной и моими братьями, а нас было четверо.
Я вхожу в парадную дверь, которая никогда не запиралась, и попадаю в хаос — потому что вся банда здесь.
По телевизору показывают воскресные утренние ток-шоу. Уровень громкости: крик — потому что у моего отца плохой слух и имеется слуховой аппарат, который он не носит. Жасмин, давно не уличная, но все еще злобная черная кошка моей матери, шипит, когда я закрываю за собой дверь, пресекая ее вечные попытки сбежать. Мой отец сидит в своем кресле, одетый в типичную августовскую униформу — клетчатые боксеры, белые носки до колена с сандалиями и футболку с надписью: "Если потерялся, возвращайся к Ирен". Моя мать стоит перед плитой, над ее головой грохочет вентилятор, на ней футболка с надписью: "Я — Ирен".
Я передаю рогалики маме и целую ее в щеку — потому что из нас четверых я ее любимчик. Конечно, если вы спросите ее, она скажет: "я люблю своих сыновей одинаково"... но мы все знаем правду.
Мой младший племянник, Спенсер, сын моего старшего брата Коннора, морщит нос из-за кухонного стола.
— От тебя пахнет, дядя Гарретт.
Щенки учатся быть собаками, резвясь с более крупными собаками. Мальчики действуют так же.
— Да, победителем, — я вытаскиваю его из стула, поднимаю и трусь влажной, потной головой о его лицо, — Вот, понюхай получше.
Он визжит, потом смеется, отталкивая меня.
По обе стороны от стула Спенсера сидят два его старших брата — тринадцатилетний Аарон, чьи каштановые волосы цвета Джона Траволты из "Лихорадки субботнего вечера" нуждаются в подравнивании, и средний ребенок, во всех смыслах этого слова, Дэниел.
Да, они назвали его Дэниел Дэниелс — я не знаю, о чем, черт возьми, думал мой брат — с таким же успехом они могли вытатуировать мишень на его лбу. Его второе имя — Брейден, поэтому мы все зовем его так.
На другом конце стола сидят мои племянницы — дочери моего брата Райана — красивые, идеальные, маленькие девочки, о которых моя мама всегда молилась. Тринадцатилетняя Джозефина и семилетняя кудрявая Франческа — также известные как Джоуи и Фрэнки.
Я наливаю себе чашку кофе, пока мама нарезает и намазывает маслом рогалики и раздает их детям.
Затем моя миниатюрная темноволосая невестка идет по коридору из ванной и хлопает в ладоши детям.
— Давайте, дети, ешьте быстрее. Мы собираемся на школьную ярмарку, и нам пора идти.
Она — жена Райана. Анджелина Беттина Констанция Мария, девичья фамилия Каравузио.
Она немного итальянка.
Анжела родом из Джерси — ее семья переехала сюда из Бруклина, когда она училась в младших классах средней школы. В том же году она и мой брат сошлись и с тех пор не расставались.
— Я не хочу ехать, — хнычет Брейден. — Я хочу остаться у бабушки и дедушки и поиграть в Xbox.
Анжела качает головой.
— У бабушки сегодня клуб. Твой папа заберет тебя из моего дома сегодня днем после встречи.
Это будет встреча Коннора с адвокатом по разводу.
Мой брат — лечащий врач скорой помощи в Лейксайд Мемориал. Последние несколько месяцев он жил в доме моих родителей — с тех пор, как его жена, Стейси, сказала ему, что больше не хочет быть за ним замужем. Ауч. Пятнадцать долбаных лет в пролете. Пока они живут раздельно, она владеет домом — особняком с пятью спальнями в новой, более роскошной части города, — а он занимается детьми каждые вторые выходные.
Мой младший брат, Тимми, заходит через раздвижную стеклянную дверь с заднего двора.
— Привет, папа, — ухмыляется он. — У тебя возле дерева растет крабовая трава. Тебе действительно стоит заняться этим.
Мой отец услышал это.
Он вскакивает со своего кресла и направляется в гараж за спреем от крабовой травы.
Между моим старшим братом, Коннором, и моим следующим старшим братом, Райаном, разница в возрасте два года. И еще два года разницы между мной и Райаном. Третий раз для моих родителей был определенно удачным, и им, откровенно говоря, следовало уйти от дел, пока они были на подъеме.
Но через семь лет моя мама решила попробовать в последний раз завести девочку. Так у нас появился Тимми.
Тимми немного придурок.
Не поймите меня неправильно — он мой брат, я люблю его. Но он незрелый, эгоистичный, в общем... придурок.
— Ты вроде, как придурок, мужик, — говорю я ему, потому что мы оба знаем, что на лужайке моего отца нет ни травинки крабовой травы.
Он смеется.
— Вот что он получил за то, что не позволил маме купить мне печь для легкого выпекания, которую я хотел, когда мне было десять лет.
Как и многие мужчины его поколения, мой отец твердо верит в раздельные проходы игрушек для мальчиков и девочек и в то, что эти двое никогда не встретятся. Он считает, что прогрессивность — это марка супа.