В отличие от моей племянницы Фрэнки, которая решительно смотрит на меня и заявляет:
— Я хочу играть в футбол, дядя Гарретт.
Для меня это не новость. Она говорит, что хочет играть в футбол, как ее дяди и двоюродные братья, с тех пор как начала говорить. Она одна из тех, кто смотрит игры в воскресенье с моим братом, надевая свою розовую джерси "Джайентс".
— О, да? Ты отрабатывала удары?
Она с энтузиазмом кивает и отходит от стола, чтобы продемонстрировать. И она неплоха — семейный футбольный ген не обошел ее стороной.
Я хлопаю в ладоши.
— Ты можешь играть в поп уорнер, когда тебе будет девять.
Фрэнки сияет, пока Анжела не врывается на наш парад будущих Хейсманов (мемориальный трофей Хейсмана, ежегодно вручается самому выдающемуся игроку студенческого футбола).
— Прекрати, Гарретт. Ты не будешь играть в футбол, Франческа. Я не буду тратить три тысячи долларов на брекеты только для того, чтобы ты могла выбить себе зубы.
Ну, это оскорбительно.
— Думаешь, я позволю, чтобы моей племяннице выбили зубы?
Анжела показывает на меня.
— Когда у тебя будет дочь, мы поговорим.
Тимми проверяет часы на своем телефоне.
— Эй, мам, мне пора идти. Ты можешь отнести мое белье?
Да, моя мама до сих пор стирает его белье каждую неделю. Как я и говорил — придурок.
Я уже собираюсь сказать ему, чтобы он сам занялся своей чертовой стиркой, но Анжела меня опережает.
— Какого черта? Занимайся своей гребаной стиркой сам!
— Ей нравится стирать мое белье! — спорит Тимми. — Это помогает ей чувствовать себя нужной.
Анжела усмехается.
— Никому не нравится стирать, Тим. И ты не попросишь шестидесятитрехлетнюю женщину таскать твое белье по ступенькам в подвал. Что ты за пожарный такой?
Тимми — пожарный в Хаммитсбурге, в двух городах отсюда.
— Ма! Мама, скажи Анжеле, что тебе нравится стирать мое белье!
Анжела делает шаг к нему.
— Я тебя сейчас по голове стукну, — Тимми делает шаг назад, потому что она это сделает. — Я отшлепаю тебя на глазах у твоих племянников и племянниц, если ты не спустишь свою задницу по ступенькам и не отнесешь свое белье.
Мой брат вскидывает руки вверх.
Затем он спускает свою задницу по ступенькам в подвал, чтобы отнести белье.
И это моя семья. Так всегда. Если они кажутся сумасшедшими... это потому, что они такие и есть.
Моя мама помогает Анжеле вывести детей из-за стола к их обуви. Когда Фрэнки проходит мимо меня, я приседаю рядом с ней и шепчу:
— Эй, милая. Продолжай работать над ударом, хорошо? Когда ты немного подрастешь, дядя Гарретт возьмет тебя к себе.
Она дарит мне широкую кривозубую улыбку, которая согревает меня. Затем целует меня в щеку и уходит через парадную дверь.
~ ~ ~
Самая крутая вещь, которую я когда-либо покупал — это мой дом на северной стороне озера. Двухэтажный, кирпичный, с полностью отремонтированной кухней. У меня большой огороженный задний двор с костровой площадкой рядом с дорожкой, которая спускается по ступенькам к моему частному причалу. У меня есть лодка для ловли рыбы, и я люблю кататься на ней пару раз в неделю. С одной стороны — живут мои соседи Альфред и Сельма, с другой — капитан армии в отставке Пол Кэхилл, но из-за елей и сосен, окаймляющих участок, я не вижу их, если не хочу. Здесь уединенно и тихо.
Я бросаю ключи на столик в прихожей и иду в гостиную, где на диване, свернувшись калачиком, спит мой лучший друг. Он мягкий, белоснежный, как тюлень, и весит около двадцати пяти фунтов. Он отличный слушатель, он срывается на телевизор, когда судья делает неправильный выбор, а его любимое занятие — вылизывать собственные яйца.
Я нашел его маленького и грязного на парковке супермаркета в выпускном классе средней школы. А может... он нашел меня.
— Снупи, — шепчу я, уткнувшись носом в его пушистый мех.
Его темные глаза открываются, он резко поднимает голову, как мой старик, когда ловит себя на том, что засыпает в кресле.
Я глажу его по спине и чешу ему уши.
— Как дела, дружок?
Снупи потягивается, затем забирается на подлокотник дивана, чтобы облизать мое лицо своим языком. Его хвост виляет в ровном, обожающем ритме. С такой преданностью ничего не поделаешь.
По человеческим меркам, ему семнадцать лет, так что он уже не так бодр, как раньше. Он также частично слепой и диабетик. Я делаю ему уколы инсулина дважды в день.
Снупи — мой мальчик. И нет ничего на свете, что я не сделал бы для него.
После душа я включаю игру "Стилерс", и когда беру телефон, чтобы заказать китайскую еду, входная дверь открывается, и в гостиную входит Тара Бенедикт.
— Худший день в жизни, — стонет она. — Если мне придется выслушать еще одну женщину, которая скажет мне, что размер ее новых сапог Гуччи ей не подходит, я вырву себе волосы. Сапоги в порядке, сучка — твои пухлые ноги Фреда Флинстоуна и близко не похожи на шестой размер!
Тара — представитель онлайн-сервиса по обслуживанию клиентов в Нордстроме. Она училась на год младше меня в школе, мы начали встречаться пару месяцев назад, когда она вернулась в город после развода.
Я поднимаю брови.
— Звучит грубовато.
Снупи запрыгивает на диван, вытягивает шею, выпрашивая внимание Тары.
Такой нуждающийся ублюдок.
— Прости, что не написала перед тем, как прийти. Ты занят?
Тара и раньше была симпатичной, но сейчас, в тридцать три года, она великолепна — заядлая теннисистка с длинными темными волосами и изящными изгибами.
— Нет. Я как раз собирался заказать китайскую кухню. Голодна?
Она расстегивает молнию на своей черной юбке и позволяет ей соскользнуть на пол, оставляя на ней чулки до бедер и блестящие черные туфли на каблуках.
— Позже. Сначала мне нужно вытрахать часть этого разочарования.
Тара — отличная девушка.
Я бросаю китайское меню, как будто оно горит.
— Ты пришла по адресу.
Она поднимается в спальню, оставляя за собой след из одежды, как потрясающая порноверсия хлебных крошек Гензеля и Гретель. Я начинаю следовать за ней, но останавливаюсь в коридоре, потому что Снупи лучший... но он также вуайерист.
Его глаза круглые и внимательные, когда я показываю на него.
— Оставайся здесь, приятель. И не подслушивай, я же говорил тебе — это чертовски странно.
~ ~ ~
Два часа спустя мы с гораздо менее расстроенной Тарой сидим за кухонной стойкой и едим отличную китайскую еду из контейнеров на вынос.
Тара вытирает губы салфеткой.
— Скоро окружная ярмарка.
Окружная ярмарка — это пиво, отличное барбекю, приличная живая музыка и аттракционы, ради которых стоит рисковать жизнью.
— Джошуа очень взволнован — каждый раз, когда мы проезжаем мимо вывески, он спрашивает меня, сколько еще дней осталось до ярмарки, — она берет кусок курицы на пару и подносит его к слюнявому рту Снупи. — Итак... Я хотела спросить, что ты думаешь о том, чтобы ты, я и Джошуа поехали вместе? — Она многозначительно смотрит на меня. — Мы втроем.
Я в замешательстве прищурился.
— Это...
— Я знаю, что это не то, о чем мы говорили, когда начали встречаться... мы не соглашались ни на что серьезное. Но... ты мне нравишься, Гарретт. Думаю, нам было бы хорошо вместе, — она пожимает плечами. — Я из тех, кто любит отношения, и, хотя мой брак рухнул и сожжен, я готова начать все сначала. Попробовать снова.
Мне нравится Тара — но даже если бы не нравилась, я бы не стал ее обманывать. В жизни человека наступает такой момент, когда он понимает, что честность — даже если это не то, что кто-то хочет услышать — это гораздо проще.