Ее губы кривятся.
— Симона ненормальная — Вы ее видели? Она слишком старается привлечь к себе внимание, чтобы ее заметили. Итак, мы дали ей то, что она хотела. Мы заметили ее.
— Это гениально! — кричит кто-то сзади, я даже не знаю, кто кричит.
Дэвид Берк не смеется, но он единственный. Даже Ди Джей присоединяется к вечеринке — они усмехаются и хихикают — комната, полная безжалостных маленьких монстров.
Я стучу кулаком по столу.
— Достаточно!
Болтовня быстро обрывается, когда они видят, что я зол, когда они понимают, что это, бл*дь, не нормально для меня. Они сидят с широко раскрытыми глазами и молчат.
— Я никогда не был так разочарован в вас, как сейчас. — Я качаю головой. — Во всех вас.
Они должны быть лучше нас. Более восприимчивыми, более открытыми, более понимающими — "зеленое" поколение, руки которого тянутся к миру и любви, которое всегда побеждает. У них больше преимуществ, больше ресурсов, чем у любого из тех, кто был до них, и они все еще вкладывают так много энергии в то, чтобы разорвать друг друга в клочья.
Иногда это кажется бессмысленным — как будто мы пытаемся удержать плотину, которая рушится под нашими пальцами. Потому что дети есть дети — независимо от века. Они всегда будут такими. Слишком молоды, чтобы знать, что важно, что имеет значение и как быстро все происходит. Слишком молоды, чтобы не быть эгоистичными и глупыми, а иногда просто откровенно подлыми. Они не прожили достаточно долго, чтобы знать, как быть кем-то другим.
Но это не значит, что я перестану пытаться. Пытаться сделать их лучше — все, чем, как я знаю, они могли бы быть. Любыми необходимыми средствами.
Итак, я опускаю молоток.
— Исследовательская работа.
И они стонут.
— Тема — "Пропаганда и другие группы в преддверии Второй мировой войны". Пять страниц — минимум.
— Отличная, твою мать, работа, Нэнси. — Дуган, одетый во фланель, длинноволосый член толпы фигуристов, бросает в нее скомканный листок бумаги.
— Прекрати, — говорю я ему.
Тогда я повышаю ставку.
— И я хочу, чтобы вы написали это от руки.
Рука Скайлар Мэйберри взлетает, как ракета.
— Я не понимаю. Что это значит?
Я беру ручку и блокнотный лист и демонстрирую.
— Я хочу, чтобы вы написали... исследовательскую работу... от руки.
Она косится на меня.
— Почему?
— Потому что я хочу, чтобы вы действительно подумали о том, что пишите. Слова и идеи, которые вы записываете.
Следующей поднимается рука Дэвида Берка.
— В моей начальной школе письму не учили.
— В моей тоже, — присоединяется Брэд Рифер.
— Вы можете писать печатными буквами. — Я указываю на них. — И используйте штрих или карандаш. Если вы отдадите мне задание, заполненное каракулями, я верну его и заставлю вас написать десять страниц.
Они снова стонут в агонии.
И это музыка для моих ушей. Рост болезненен, перемены трудны. Так что, если они недовольны — это значит, что я правильно делаю свою работу.
~ ~ ~
В воскресенье мы с Кэлли вместе идем в продуктовый магазин — потому что даже такая скучная вещь, как покупка продуктов, лучше, если я смогу смотреть на задницу Кэлли, делая это.
— Свиные шкварки? — спрашиваю я, когда она кладет массивный мешок в тележку.
— Мой папа их обожает. Мы с Коллин постоянно прятали их, иначе он ел бы их, пока у него не лопнул бы живот.
Сегодня она выглядит особенно сексуально, с волосами, собранными в высокий хвост, с легким розовым блеском на губах, в облегающих черных джинсах и ярко-синем свитере, который подчеркивает ее кремовую кожу и идеально облегает ее круглые сиськи.
Я подхожу к ней сзади, когда она наклоняется над тележкой, и потираю мой постоянно твердеющий член о ее задницу.
— У меня есть немного свинины для твоей шкварки прямо здесь, детка.
И я только наполовину шучу.
Она поворачивается, ее лицо морщится, и она отталкивает меня.
— Фу, ты отвратителен.
Я хватаю ее за бедра и прижимаю к себе.
— Ты же знаешь, что тебе это нравится.
Она смотрит на меня, прикусив нижнюю губу.
— Да, может быть.
Она протягивает руку и чмокает меня в губы — и я чувствую вкус обещания большего. Если мы когда-нибудь закончим, бл*дь, ходить за продуктами.
Я подхожу к задней части тележки, чтобы мы могли продолжить, и чуть не врезаюсь в другую тележку.
Тележку, которую толкает Тара Бенедикт.
Тара переводит взгляд с меня на нее и обратно.
— Привет, Гарретт. И... Кэлли... привет...
— Привет, Тара.
— Тара, привет. Как у тебя дела? — Кэлли улыбается.
И поскольку Тара классная, в этом есть только намек на неловкость.
— Хорошо. Я слышала, ты вернулась в город. Добро пожаловать домой.
Темноволосый маленький мальчик подходит к ней сзади, Джошуа, держа за руку светловолосого парня в очках.
Тара указывает на мужчину рядом с ней.
— Мэтт, это Гарретт и Кэлли — старые школьные друзья.
Я пожимаю Мэтту руку, и мы вчетвером несколько минут разговариваем о пустяках. В конце концов мы прощаемся, и мы с Кэлли идем к следующему проходу.
— Итак ... — говорит Кэлли, идя рядом со мной. — Ты и Тара Бенедикт, да?
Я бросаю коробку кукурузных хлопьев в тележку.
— Это была случайная связь. Ничего серьезного.
— Точно.
— Это было так очевидно?
Она пожимает плечами.
— Женщина определенным образом смотрит на парня, с которым переспала. Я это знаю.
Я просовываю руку ей за спину, сжимая ее пухлую, симпатичную попку.
— Ты ревнуешь, Каллауэй?
Она на секунду задумывается об этом. Затем она качает головой.
— Ты знаешь, что я не такая. Лейксайд — маленький городок, мы обязательно должны были столкнуться с кем-то, с кем ты встречался — вероятно, это не в последний раз. Что бы ни случилось за эти годы, это привело нас обоих сюда. И мне здесь нравится. — Она вынимает мою руку из кармана ее джинсов и держит ее в своей маленькой. — Здесь хорошо.
Я наклоняюсь и целую ее, на этот раз мягче, дольше.
— Здесь очень-очень хорошо.
Кэлли улыбается, затем продолжает толкать тележку. Через минуту она смеется.
— Кроме того, ты же не связался с Беккой Сейбер или что-то в этом роде.
Бекка Сейбер...
Моя шея сзади начинает зудеть и гореть.
Бекка — дочь тренера Сейбера, она училась в том же классе, что и мы, и была занозой под ногтем у Кэлли всю среднюю школу. Она терлась об мой член и не скрывала этого. Она заходила в раздевалку после тренировки, всегда убеждаясь, что я знаю, что она свободна и готова ко всему. Ей нравилось делать это на глазах у Кэлли. Я сказал ей, чтобы она прекратила, что я даже отдаленно не заинтересован, но это не помешало ей пытаться снова и снова.
И Кэлли в значительной степени просто приняла это, отпустила, проигнорировала и держала рот на замке. Ради меня.
Чтобы не создавать проблем между мной и футбольным тренером, которого я боготворил, который считал свою дочь ангелом прямо с небес.
— Это была бы совсем другая история. — Кэлли пожимает плечами, все еще улыбаясь.
Я открываю рот, чтобы сказать ей, потому что — как я уже говорил раньше — парень достигает того момента в своей жизни, когда он знает, что прямая, жестокая честность проще.
За исключением... когда это не так.
Я снова смотрю на Кэлли — и она так счастлива — смотрит на меня с идеальным сочетанием игривости, нежности и тепла.
Здесь, где мы сейчас находимся, действительно хорошо. И все это может исчезнуть в конце года, когда Кэлли вернется в Сан-Диего. Расстояние было причиной, по которой мы расстались в первый раз... во всяком случае, одной из причин. И если история повторится... Ну, черт возьми, оставшийся год будет единственным временем, которое я смогу провести с ней.