Я веду нас назад, пока Кэлли не оказывается прижатой к своей двери — зажатой между стеной и моим твердым членом.
Я целую ее губы, шею, между ее грудей, опускаясь перед ней на колени. Она играет с моими мокрыми волосами, пока я стягиваю эти крошечные шорты с ее ног, обнажая еще более крошечные белые трусики бикини под ними.
Трахни меня.
Хлопок на Кэлли так же сексуален, как кожа или кружево — возможно, даже сексуальнее. Я касаюсь носом ее киски, ее трусиков, чувствую ее жар, у меня кружится голова от ее запаха.
Затем я также спускаю эти трусики вниз по ее ногам, оставляя ее голой.
Кэлли смотрит вниз, наблюдая за мной, ее веки полуоткрыты, а дыхание тяжелое.
Я поднимаю ее ногу и перекидываю ее через свое плечо, открывая ее для меня. А потом я наклоняюсь и облизываю ее медленно, твердо и обдуманно, точно так, как я думал... мечтал весь вечер. Я поглаживаю ее языком, вверх и вниз, неторопливо. Мне чертовски нравится ее вкус. Мне нравится гладкое, мягкое, влажное ощущение ее прикосновения к моему языку. Мне нравятся все ее звуки, ее дыхание, каждое ее движение. Особенно когда она такая горячая, умоляющая и извивающаяся от моего прикосновения.
Я снова облизываю ее — на этот раз глубже, скользя между ее пухлыми, сочными губами.
Чертовски вкусно.
Голова Кэлли откидывается к двери, глаза закатываются, она слишком громко стонет надо мной.
Я шикаю на нее, поддразнивая, потому что иногда я могу быть настоящим ублюдком.
— Ты должна вести себя тихо, милая. — Я щелкаю кончиком языка по клитору Кэлли. — Мне придется остановиться, если ты не будешь вести себя тихо. Ты хочешь, чтобы мне пришлось остановиться?
Она всхлипывает, качая головой.
Я засунул свой язык внутрь нее, трахая ее им, медленно входя и выходя. Ее бедра приподнимаются в такт моему языку, и она тяжело, резко, со стоном выдыхает.
— Я могу заставить тебя кончить вот так, Кэлли, — тихо говорю я ей, не отрывая рта от ее идеальной плоти. — Ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить, детка?
Из глубины ее горла вырывается пронзительное мурлыканье.
Я открываю рот и посасываю ее губы, втягивая их, облизывая каждый гребаный сантиметр, как будто я владею этой киской — как будто я владею ею. И какая-то темная, собственническая часть меня хочет услышать, как она скажет, что это так и есть.
— Скажи мне, что ты моя.
Я просовываю в нее два пальца, насаживая ее и постанывая от того, какая она горячая, влажная и идеально уютная.
— Я твоя, Гарретт, — тихо стонет она. — О Боже... Я твоя.
Я поднимаю ногу Кэлли выше, добавляю третий палец и задеваю зубами ее набухший, твердый, маленький клитор.
— Всегда? — мой голос требовательный, резкий.
Кэлли медленно открывает глаза и смотрит на меня сверху вниз.
— Всегда, — шепчет она, касаясь моей щеки, моей челюсти. — Я всегда была твоей.
И я улыбаюсь, прижимаясь к ее коже.
— Хороший ответ.
Затем я даю ей то, что ей нужно, то, чего мы оба хотим — я сосу и наслаждаюсь ею, трахая ее пальцами и потирая языком — твердые, ритмичные круги на ее клиторе. Она сильно кончает, прижимаясь ко мне, ее голова прижата к двери, спина выгнута, рот открыт, она беззвучно задыхается.
Когда все заканчивается, я благоговейно целую ее бедро, живот. Я встаю и целую ее пухлые губы. Она смеется, звучит немного глупо, но очень удовлетворенно.
Поцелуй становится глубже, и она издает тот мурлыкающий звук в глубине своего горла, который сводит меня с ума. Мы поворачиваемся вместе, как будто танцуем, и падаем на матрас, покусывая друг друга, смеясь, потому что это так приятно.
Кэлли встает на колени, стягивая мои спортивные штаны вниз по ногам. Мой член подпрыгивает, толстый и такой готовый.
— Твоя очередь.
Она шевелит бровями и ползет по мне, подняв задницу в воздух, и я шлепаю ее. Кэлли хихикает, опускает голову и облизывает мой член, как будто это ее любимое фруктовое мороженое. Она сосет головку и помогает рукой, заставляя мое зрение чертовски белеть за веками. Она берет меня в рот, толкаясь до задней стенки горла, и качает своей хорошенькой головкой вверх и вниз — небрежно сосет и это так чертовски хорошо.
Нет… нет… слишком хорошо.
Я поднимаю ее, подхватываю подмышки, прижимая ее лицо к своему.
— Не хочу кончать тебе в рот сегодня вечером. — Я резко целую ее. — Хочу трахнуть тебя, детка. — Я снова целую ее. — Могу я трахнуть тебя, Кэлли? — Я хочу вонзиться в нее, оседлать ее киску, пока она не забудет свое имя и не будет помнить только мое. — Ты позволишь мне трахнуть тебя, детка?
Она стонет, тяжело дыша.
А потом она улыбается.
— Ну... раз ты так любезно попросил.
Я перекатываю ее под себя. Ее ноги раздвинуты, а сладкие губы блестят от того, как сильно она хочет меня. И мой член прямо там, у ее щелки, готовый толкнуться и скользнуть во всю эту тесноту. Но я останавливаюсь. Потому что мой член голый... и нам действительно нужен презерватив. И поскольку я точно не думал мозгами выше моих плеч, я оставил свой бумажник в джипе.
— Черт возьми, — рычу я. — У тебя есть презервативы?
Она качает головой.
Выйти на улицу полуголым под ледяным дождем будет тяжело для моего стояка. Но, в конце концов... оно того стоит.
— Я оставил свой бумажник в джипе. — Я прижимаюсь губами к ее лбу. — Сейчас вернусь.
Я пытаюсь пошевелиться, но Кэлли удерживает меня за запястье.
— Или... или мы могли бы ничего не использовать.
Я замираю. Потому что для нас это большое дело. Мы были здесь раньше, тысячу лет назад, когда были молоды и глупы. Это плохо кончилось.
— Кэлли?
— Я принимаю таблетки, Гарретт. — Ее глаза большие и уязвимые. Это заставляет меня дрожать от необходимости защищать ее от всего и всегда. — И я доверяю тебе.
И вдруг то, что было игривым и грязным, становится чем-то другим. Чем-то большим и значимым, и наполненным большим количеством эмоций, чем я могу назвать.
Все, что я чувствую к ней, написано у меня на лице. Как сильно я хочу этого, что я умер бы, прежде чем сделал что-нибудь, что причинило бы ей боль, как мне нужно знать, что она говорит серьезно.
— Ты уверена, Кэл?
— Я хочу... — шепчет она, беря мою руку и поднося ее к своей груди. — Я хочу снова быть так близко к тебе. Чувствовать тебя, только ты и я.
— Это всегда была только ты.
Она мягко, понимающе улыбается.
— Всегда был только ты.
Кэлли тянет меня за руку, и я накрываю ее своим телом. Скольжение нашей кожи подобно чирканью спички, разжигающей весь этот жар — заставляющей нас гореть еще жарче. Но теперь есть и мягкость.
Мне нужно, чтобы она знала, как много она значит для меня, хочу, чтобы она чувствовала это с каждым моим движением.
Я обхватываю ее лицо ладонями, потом целую нежно и долго. Бедра Кэлли поднимаются и вращаются, скользя влажной киской по всему моему твердому стволу, взывая ко мне. Я отодвигаюсь назад, затем подношу головку своего члена к ее отверстию. Я наблюдаю за ее лицом, когда толкаю свои бедра вперед, погружаясь полностью, одним резким толчком, пока не погружаюсь по самую рукоять. Рот Кэлли открывается, хватая ртом воздух, и она сжимается вокруг меня.
И ощущение от нее... Господи... она так уютно обнимает меня, такая влажная и горячая. Я чувствую все — каждый вздох и биение ее сердца. Я толкаюсь бедрами, сначала неглубоко, затем более длинными движениями.
И это так чертовски хорошо.
Как будто я теряю способность складывать предложения, и остаются только слова и вздохи.
Глубже, да, сильнее и больше... всегда больше.