— Виталя, — голос матери заставил меня подскочить и броситься ей навстречу. Как же я скучал, и это моя мать: это ее голос, печальная улыбка.
— Мама, — проговорил я, улыбнувшись. Мы сели на диванчик и некоторое время просто сидели, в уютном молчании. Внезапно мне показалось, что мать несколько напряжена.
— Что случилось? — спросил я ее, предчувствуя задницей неприятности.
— Рынок адамантитов упал ниже некуда, Виталя, — она на секунду прикрыла глаза. — Чтобы хоть как-то продержаться на плаву, я решила попробовать продать шахту, она не просто не приносит прибыль, она убыточна. — Я сжал кулаки. Шахта — это то немногое, что у нас осталось. Большого дохода она никогда не приносила, слишком уж специфические камни из нее извлекали, но она положительно влияла на наш статус, который после продажи упадет ниже плинтуса. С другой стороны, если не продать, то мы станет окончательными банкротами и наш статус опять-таки упадет ниже плинтуса. Безвыходная ситуация, потому что вот прямо сейчас я смогу добыть денег для вливания в клановый бизнес, только если банк ограблю.
— Продавай, — глухо проговорил я. — Если выбора нет, то, продавай.
— Я попрошу оценить ее своего старинного друга. Он не обманет, — она снова печально улыбнулась, и, протянув руку, взлохматила мои волосы. — Ничего, сынок, как-нибудь выкрутимся.
— Да уж, выкрутимся, — я протер лицо руками. — Хорошо, с этим решили. Тогда следующее, скажи мне, что Лосевы имеют против Савельевых? Мне жутко надоело отбиваться от нападок младшенького.
— Я не знаю подробностей, но эта старая неприязнь, — мама пожала плечами. — Она касалась твоего отца и Петра Лосева, но подробностей я не знаю, извини. — Отлично. Похоже, придется у самого старшего сохатого интересоваться, какого гриба он на меня взъелся и потому натравил своего сыночка.
Глава 7
Сегодня разборы в подвале не принесли мне никаких дивидендов, зато Софья обогатилась сразу тремя странными вещами. Настолько странными, что я так и не понял из ее путанных объяснений, что это такое, и зачем понадобилось Викентию, если, конечно, это он ее послал за ними, в чем я начал уже сомневаться, глядя на нездоровый энтузиазм, появившийся после моих находок.
Увидев тонкую золотистую проволоку, Софья едва не взвизгнула от радости и буквально зарылась в кучу мусора, из которой и вытащила эту штуковину, чтобы извлечь из недр различного хлама большую прямоугольную шкатулку, в которую любовно упаковала проволоку. Туда же был вложен найденный чуть позднее прозрачный куб, а еще я заметил выемки в красном бархате, соответствующие по размеру той непонятной вращающейся херни, которую я откопал в первый вечер отработки. Если это комплект, то оставалось еще три незаполненных места, с четкими контурами. Похоже рыжую симпатяжку сюда направили не просто так. У нее есть конкретная цель, только бы понять, какая. Почему-то это казалось мне очень важным — понять, словно кто-то извне пытался достучаться до мня, пытался вложить в мою многострадальную голову какую-то мысль, и эта потребность засела словно заноза, которую было невозможно вытащить просто так.
Саму Софью я пытался спрашивать, меняя полярность вопросов, как учли в армии, на очень коротком курсе, посвященном именно ведению допросов. Тогда нам, желторотым пацанам прочитали пару лекций, а затем сказали, что это в общем-то не наше дело, и такими тонкими материями, как допросы, будут заниматься специально обученные люди, до которых нам, как до Китая раком, какими бы крутыми мы бы сами себе не казались. Но, как оказалось, кое-что я запомнил. Однако Софья вроде бы и отвечала, но как-то очень размазано, словно уши мне мастикой заливала. Вопросы к девице уже не поместились бы на странице ее любимого блокнота, вот только я очень сильно сомневался, что она так просто на них правдиво ответит. Особенно на самый главный — что она здесь ищет на самом деле, и стоящий на втором месте — что она натворила такого, что ее не просто послали хлам разгребать, но запирали здесь, при этом я как бы выступал в качестве пострадавшей стороны.