-Хорошо, сейчас сниму! - отодвинув сковородку с огня, радостно бросила я, потому что погода и так стояла жаркая, а готовка у плиты добавляла температуры на кухне, и я чувствовала, как лоб под чёлкой уже покрылся испариной, а по затылку и шее бежит пот.
Выйдя из кухни, я нашла в шкафу светлую косынку и, сняв парик, повязала её на голову, чувствуя и физическое, и моральное облегчение. "Наверное, Миша привык уже к моим шрамам и поэтому легче их переносит. Или же, наконец, понял, что тезисы его матери, о том, что женщина всегда должна выглядеть так, как будто к ней в гости вот-вот пожалует королева Англии, в некоторых случаях глупы".
Свою свекровь я откровенно ненавидела, а вернее, отвечала ей тем же отношением, что она демонстрировала мне. Невзлюбила она меня сразу, как только увидела. Не без оснований конечно, она считала своего сына самым лучшим мужчиной на свете и желала видеть рядом с ним более достойную и красивую девушку, чем я. А ещё не стеснялась говорить, что он мог бы найти себе жену среди состоятельных девушек. Всё это, естественно вносило напряжение в наше общение, и я радовалась, что встречались мы не часто, потому что жили в разных городах. Да и свекровь постоянно была занята посиделками с подругами, поисками новых дешёвых способов омолодиться и заигрываниями с новыми ухажёрами. Даже после аварии она приехала всего на две недели, лишь потому, что пострадал и Миша. Как только он выписался, она уехала, не став дожидаться моего выхода из комы.
Миша просил не обращать внимания на слова его матери и поддерживал меня, когда та начинала делать выпады в мою сторону, но всё же в одном был полностью солидарен с ней. А именно в отношении внешнего вида. Постоянно намекая, что я должна выглядеть идеально, он приучил меня подкрашиваться даже если сижу дома и никуда не собираюсь выходить, с утра делать причёску и одеваться в красивые платья или сарафаны, ухаживать за маникюром и педикюром. В общем, постоянно выглядеть готовой ко всему, как его мать. И в принципе, я была не против этого. Но иногда это давалось тяжело. Стоять на той же кухне у плиты, когда всё парится и жарится, а за окном солнцепёк и духота, приятного мало.
"Вот и сейчас, от жары кожа вся лоснится и видок не очень презентабельный. Надеюсь, без парика будет легче", - бросив взгляд в зеркало, я достала салфетку и, вытерев кожу, критично осмотрела себя. "Всё же мне нереально повезло, что лицо во время аварии не пострадало. Иначе боюсь представить, как бы жила сейчас. Всё остальное можно спрятать под париком и одеждой и уже не так страшно воспринимается. Особенно в свете того, что Миша перестал брезгливо отдёргивать руку, когда водит пальцами по коже и нащупывает шрам".
Поправив косынку, я снова вернулась на кухню, и опять улыбнулась мужу.
-Легче стало? - заботливо спросил он.
-Угу, - я кивнула головой. - А то было ощущение, что стою в шапке-ушанке посреди пляжа на самом солнцепёке.
-А знаешь, нужно у твоего парика немного чёлку срезать. Глаза у тебя красивые, насыщенно зелёного оттенка, а чёлка не даёт их нормально рассмотреть. На лбу ведь только один еле заметный шрам и прикрывать его не вижу смысла. Вот бы врачи все раны так аккуратно зашили, - подойдя, он пристально посмотрел на моё лицо.
-Хм, Миш, ты чего? - с недоумением спросила я. - Это шрам с детства. Рассказывала же, что упала с качели и потом мама чуть всю больницу на уши не поставила, требуя исключить возможное сотрясение мозга и аккуратно зашить рану. Помнишь, ты ещё смеялся, когда я рассказывала про крики мамы в приёмном покое, и как я пыталась объяснить, что это всего лишь порез.
-Ты неправильно меня поняла. Ту историю я помню. Имелось в виду, что если бы врачи постарались так же хорошо после аварии, сейчас большей части шрамов не было бы.
-Ну, ты же знаешь, им не до этого было, - я вздохнула.
-Ладно, ерунда всё это, - ободряюще сказал он и, обняв меня, прошептал на ухо: - Больше не мучай себя одеванием парика на ночь. Его отсутствие уже не отпугнёт меня, и я буду желать тебя и без него.
-Спасибо, - почему-то кротко прошептала я и снова покраснела.
"Чувствую себя пятнадцатилетней нимфеткой, попавшей в руки опытного мужчины. Как-то странно начала воспринимать Мишу", - подумала я, наслаждаясь объятиями, и тут в голову пришла другая мысль, от которой стало не по себе.
-Ой, ты говорил, что возможно меня уже сегодня на ночь оставят в центре...
-Ну да, - он кивнул. - Чем раньше начнутся исследования, тем лучше.
-А если мне опять приснится сон с тобой? Начну стонать... Я же только стонала, или, так сказать, демонстрировала и остальной процесс? - робко спросила я, про себя молясь, чтобы только стонала.
"Я же завтра от стыда в глаза не смогу посмотреть врачу, если окажется, что стоны только часть моего ночного "представления"! Он ведь подумает, что я какая-то озабоченная!" - с ужасом поняла я.
-По-разному было, - уклончиво ответил он, и я чуть ли не отпрыгнула от мужа.
-Тогда не трогай меня больше сегодня, - попросила я, стараясь сбросить приятные ощущения. - У меня появилась теория, что подсознание выбирает самые яркие впечатления, и потом я снова ощущаю их во сне. Не хочу, чтобы в сомнологическом центре подумали, что я какая-нибудь нимфоманка.
-Значит, я твоё самое яркое впечатление за последние дни? - вкрадчиво спросил он, а потом улыбнулся и добавил: - Вряд ли ты удивишь кого-то там эротическими снами.
-Может, и не удивлю, но буду чувствовать себя потом... эээ... не комфортно. И это ещё мягко выражаясь.
-Ладно, не буду пока к тебе прикасаться, - пообещал он и, вернувшись к столу, снова сосредоточился на поисках работы через интернет сайты, а я вернулась к приготовлению обеда.
До самого выезда из дома я, как могла, отгоняла воспоминания о прошлой ночи и старалась думать о чём-нибудь другом, а в самом центре было уже не до этого.
Моим лечащим врачом оказалась приятная женщина лет сорока пяти, и я сразу почувствовала к ней расположение. Звали её Надежда Фёдоровна. А вот её помощник, Тихон Борисович, мужчина лет тридцати, вызвал лёгкое неприятие, причину которого я не могла себе объяснить. Вот не понравился он мне и всё тут.
Первым делом нас с Мишей провели в кабинет врача и усадив там на стулья, начали задавать вопросы. Когда спрашивала Надежда Фёдоровна, я отвечала спокойно и обстоятельно объясняла всё про сны и до аварии, и после неё. А вот когда ко мне обращался её помощник, могла выдавить только односложные ответы и старалась вообще не смотреть в его сторону. А самым необычным было то, что мужчина казался знакомым. Вернее, я точно могла сказать, что никогда раньше его не видела, но взгляд, жестикуляции, даже манера говорить напоминали мне кто-то, оставившего после себя неприятные ощущения. Но сколько я не силилась хоть что-нибудь вспомнить, ничего не получалось.
А после беседы помощник, отведя меня в процедурный кабинет, к моему удовлетворению, исчез. Правда, как оказалось, не надолго.
В процедурном кабинете у меня взяли кровь и из вены, и из пальца, так же взяли слюну на анализ и попросили, как только я захочу в туалет, сказать об этом. После чего отвели в другой кабинет, где я увидела кучу приборов непонятного мне назначения. Помимо них здесь стоял ещё стол с монитором, имелась небольшая кушетка, а в одной из стен было вмонтировано большое зеркало.
Мишу попросили выйти, чтобы я полностью сосредоточилась, а мне Надежда Фёдоровна пояснила:
-А сейчас необходимо сделать электроэнцефалограмму мозга и измерить электрический потенциал мышц во время бодрствования, чтобы лучше понимать, что с вами происходит во сне. Снимите, пожалуйста, парик, чтобы мы могли прикрепить датчики и разденьтесь до нижнего белья. В вашем случае необходимо пройти чуть больше тестов, чем обычно, потому что вы страдаете не только от ярких снов, а и сомнамбулизмом.
-Хорошо, - ответила я, испытывая дискомфорт от того, что нужно раздеваться, а в следующее мгновение он усилился, когда в комнату вошёл и помощник врача.