— Поднимись, юноша, — мягким, приятным голосом сказал государь. — Иди сюда.
Вайми с трудом поднялся на дрожащие ноги. Ему вдруг подумалось, что Вайэрси обруч государя подошёл бы куда больше. Но ему не повезло — он стал сыном не того народа…
Когда он подошёл ближе, его взгляд упал на украшенную тончайшим узором коробку из литой латуни — плоскую, большую и квадратную. Она стояла у рамы, на круглом инкрустированном костью столике. Государь тоже подошёл к ней и легко поднял тяжелую крышку.
Вайми увидел покрытые насечкой цилиндрические хвосты игл, — они торчали из залитой розоватым маслом латунной матрицы. Масло испускало неожиданно сильный, пряный и острый запах. Игл было много — тридцать на тридцать, то есть всего девятьсот. Вайми боялся даже представить, для чего они тут нужны, его затрясло, сознание помутилось. Но самое страшное ожидало его впереди.
— После многочисленных убийств наших добрых подданных я вынужден послать моих солдат в ваше селение и уничтожить всё твоё племя, — с почти искренней печалью сказал государь. — Тебя водворят в клетку в моём зверинце, а всех твоих соплеменников мои солдаты затравят, как крыс. Я постараюсь, чтобы ты видел их трупы…
Вайми отрицательно мотнул головой, но не смог издать ни звука. Его сердце забилось так, что вот-вот, казалось, выскочит из горла. Вдруг его охватила страшная, беспощадная ярость. К своему стыду, в этот миг он не думал о племени, но вот Лина стояла перед ним, как живая, и любой, кто желал ей смерти, сам должен был умереть.
Скованные за спиной руки и нагота теперь мало что для него значили. Он сделал быстрый шаг вперёд — оставалось лишь развернуться на пальцах босой ноги и лягнуть государя пяткой в грудь. Вайми не сомневался, что у него хватит сил переломать твари рёбра и вогнать их острые концы прямо в сердце. Он надеялся, что потом его тут же убьют — и умереть, убив вражеского вождя, будет почти не обидно…
Его словно поразило громом — юноша рухнул на колени, едва не упав совсем. Он не сразу понял, что Ханнар наотмашь двинул его в ухо — сзади, он не смог ни заметить, ни отразить удар.
— Посмотри, — как ни в чём не бывало, предложил государь. Он достал из гнезда иглу и протянул её пленнику.
Игла оказалась короткой — не более дюйма, причем трёхгранное, с продольными желобками, жало занимало всего половину её длины. Похожее в сечении на трёхлучевую звезду, оно блестело от покрывающей его гладкой масляной плёнки.
— Твоя ничтожная дерзость заслуживает наказания, — скорбно провозгласил государь. — Ты не выйдешь из этой комнаты, пока все девятьсот игл не будут, одна за другой, введены в твоё тело, а потом, так же одна за другой, извлечены обратно.
Глаза Вайми стали больше, чем когда-либо. Он захотел дико заорать, но тело затопила свинцовая тяжесть. В голове стучало. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди и ускакать подальше. Тело не хотело чувствовать этого. Мозг отказывался понимать. И непреодолимое желание отмотать время назад, чтобы ничего этого не было.
Страх… да, именно страх привёл его в себя. Он поднял голову и посмотрел прямо в тускло-зеленые глаза государя. Через несколько секунд тот сморгнул и отвернулся. На губах Вайми появилась улыбка — невыразимое никакими словами презрение. Он не успел открыть рта — Ханнар пнул его сзади, между бёдер, и юноша распластался на полу, задыхаясь от мук, чувствуя, что умирает…
На него вновь навалились солдаты. Вайми не сразу осознал, что с него сняли оковы, что, впрочем, не доставило ему радости — со скованными за спиной руками его не смогли бы растянуть на раме. Больше всего на свете ему сейчас хотелось свернуть государю шею — но, часто дыша широко открытым ртом и подвывая от дикой боли, он совсем не мог сопротивляться.
Его подняли, потащили, и бросили спиной на раму. Тут же его запястья и щиколотки сжали широкие стальные оковы — и Вайми испуганно вскрикнул, когда защелкали штурвалы и цепи зазвенели, растянув его нагое тело в беззащитную струнку. Юноша оцепенел, непроизвольно зажмурившись. Он знал, что с ним сейчас будет — его била крупная дрожь, а сердце безумно колотилось о рёбра. Каждый его сустав был растянут до отведённого ему природой предела — и даже сверх того, — и, вновь изнывая от воющей боли, Вайми ощутил вдруг неожиданно острый ужас от своей абсолютной беспомощности.
— Итак? — мягко спросил государь. — Кто первый? Ты? Отлично. Джейми славится своей изобретательностью, — доверительно сообщил он юноше.
Дамы в цветастых платьях окружили его, жадно разглядывая обнажённого парня. Вайми хотелось провалиться под землю — но весь горячий и тёмный от стыда, он был готов терпеть его сколько угодно, лишь бы…