— Зачем? — спросил он. Там, наверху, эта девушка вонзала в него иглы, среди прочих, — и зверски больно, даже больнее, чем у остальных.
— У меня был друг, — Ахана резко отвернулась. Вайми не видел сейчас её лица. — С ним сделали то же, что с тобой. И он умер. А я, — она вновь взглянула на него, — поклялась, что никто больше не умрет… так. Этого достаточно?
Вайми кивнул. Ему было очень неловко стоять обнажённым перед девушкой — но его повязки она не принесла, и еды тоже, а есть ему очень хотелось. Он завертелся, не зная, что делать — прикрываться руками стыдно, а приличной позы никак не получалось. Попутно он осмотрел себя, насколько мог извернуться. Удивительно, но от игл остались лишь горящие красные пятнышки. Они уже не болели, лишь чесались, и обещали бесследно исчезнуть в ближайшую пару дней.
— Что с тобой? — спросила Ахана.
— Я… — он испуганно взглянул на неё из-под упавших на глаза волос, — ну… я, в общем…
— Голый, — спокойно закончила она. — И мне это нравится.
Дикое напряжение вдруг оставило Вайми, и он рассмеялся, как мальчишка. Ахана вторила ему.
— Если бы ты видел сейчас своё лицо! — сказала она, немного успокоившись. — Вот поэтому я совсем не жалею, что… — она вдруг стала серьёзной. — Запомни, здесь тоже есть люди. Как и у вас. Многим не по вкусу пришлось то, что с тобой делали. Когда-нибудь мы и вы будем вместе, но этот срок придет ещё не скоро. Ты лучший парень из всех, каких я знала, и поэтому я выведу тебя из дворца. Там тебя встретят и проведут дальше. Пошли!
Ахана вела его подземными переходами дворца — темными, сырыми и вонючими, но совершенно пустыми. То и дело она отпирала и запирала за ними тяжелые железные решётки. Наконец, они вышли к подножию узкой длинной лестницы, — на неё сверху падал мерцающий красноватый свет. Оттуда доносились громкие, грубые голоса.
— Там караулка, — пояснила Ахана. — И выход на пристань. Если ты сможешь немного проплыть, тебя подберет лодка. А там… постарайся вернуться домой, к своей девушке, ладно? Пусть она будет счастлива с тобой. Мне от тебя больше ничего не нужно, — она коснулась лба, — главную свою награду я ношу здесь…
— Сейчас я отвлеку охрану, а ты попробуй проскользнуть, — добавила она через минуту. Всю эту минуту они молча смотрели друг на друга.
Ахана повернулась и поднялась наверх. Оттуда донеслись неразборчивые голоса, потом — вдруг резкий шум. Прежде, чем Вайми успел понять, в чём дело, в проем лестницы наотмашь рухнуло тело.
Ахана смотрела сквозь него пустыми глазами. В её горле торчали три стрелы.
В один миг Вайми охватила дикая ярость. Он оглянулся в поисках оружия и вытащил из ножен на поясе Аханы кинжал с узким, но толстым клинком, — похожий на зубило, он казался притуплённым к концу. Зарезать кого-нибудь такой штукой, пожалуй, трудновато. А вот заколоть…
Он поудобней перехватил круглую рукоять, а потом бросился наверх. Каждый шаг причинял исколотым босым ногам острую боль, но Вайми уже не замечал этого.
Он поднимался молча, совершенно бесшумно, и потому застал шестерых стражников врасплох. Столкнувшись с одним из них лицом к лицу, Вайми изо всех сил ударил его кинжалом, снизу вверх — сквозь броню и диафрагму, в сердце. Узкий клинок в твёрдой и безжалостной руке легко пробил тонкое скверное железо, войдя до самой рукоятки. Глаза найра погасли почти сразу, и он тяжело обвис на ней, вырывая оружие из ладони. Оно засело очень прочно. Вайми отпустил его и бросился на остальных раньше, чем они успели опомниться и взяться за арбалеты. Ничего подходящего ему не попалось, и он схватил тяжёлую железную полосу, которой запирали дверь. Ещё никогда он вот так, без остатка, не пускал в ход всё, на что способен — всю свою силу и ярость. Стражники пытались достать его копьями, но те ломались, как спички. Они все были такие маленькие, такие хрупкие…
В одну минуту всё кончилось: шесть человек легли мертвыми, и комната стала похожа на бойню — даже её потолок был забрызган кровью, сам Вайми тоже, но остался цел. В голове у него стало совершенно пусто, как в раскрытой могиле, во рту стоял мерзкий металлический привкус. Ещё никогда прежде он вот так, своими руками, не убивал людей, и не знал, как это окажется страшно. Голова кружилась. Он бросил полосу и, как слепой, толкнул тяжелую чугунную дверь — он задыхался и чувствовал, что если не выйдет из этой комнаты немедля, то умрёт.