Выбрать главу

Ты сбежал от учителей и слуг. Желал погулять по саду, отвести душу прежде, чем сопроводить отца на очередную скучную встречу с посланцами иных Домов. Кто же знал, что и сами посланцы горазды погулять по королевским владениям? Ты увидел княжича Эссимара над клумбой с исианскими марсиниями. По неосторожности своей Юный Грифон наступил на те цветы — твои любимые! Хоть принцу и негоже возиться с землей, ты сам вырастил те марсинии, и сердце твое переполнилось гневом: как смел этот чужак губить творение рук альданского принца?! Ты высказал свое неудовольствие, а я наблюдал.Это была ошибка. Моя, твоя, наша.

Что для Ан’Инарил драка? Всего лишь веселая забава! Они, как и Тени учатся бою с пеленок. Разве что мы хитры и скрытны, а Ан’Инарил всегда идут в лоб.

Ты не успел понять, но уже стал целью. Эссимар — будущий Первый Грифон — уже с радостным боевым кличем летел на тебя. Единственный рывок, и вот ты — сын великого Алантэ, первый принц крови — глотаешь пыль в ногах грифоньего принца. О, как он тебя лихо вывалял! Ха, признаюсь, я не сразу поспешил за помощью. Мне было любопытно. Я наблюдал. Мне было любопытно. Сможешь ли ты хоть что-то противопоставить? Или ты настолько никчемен?..

Я был удивлен. Выбирая между мольбой о пощаде и безвольным принятием той участи, что отвел тебе Эссимар, ты предпочел борьбу. Жалкую, нелепую и все-таки! Твои колдовские умения… Ты очаровала белку. Натравил ее на Эссимара. Не слишком-то это помогло, верно?

Что же произошло дальше? Что ты увидел в Эссимаре, раз не прервал с ним общение после такого… ненормального знакомства? Не знаю. Я не верю богам. Знаю, что они были и, может, есть, но не думаю что их интересуют наши судьбы. И все же, ничем иным, как божественным замыслом это и не назвать! Вы дружили. Сначала дружили, ибо были слишком малы для другого. Тебя привлекала его сила и неукротимый нрав, его, думаю, твоя кротость и открытость.

Уже тогда вас осуждали. «Ар’Лидан негоже знаться с Ан’Инарил!» - говорил двор. «Дикари из Ан’Инарил грезят нашим троном, сын! Держи их на виду, но не пускай близко!» - наставлял отец. «Маленький Лис недостоин дружбы Грифона! Он жалок и слаб, и к тому же он из племени тех, кто убивал и пленял твоих предков!» - говорили Эссимару его родичи. Вы не слушали, а потом стало поздно. Зародилось то, что иные поэты сравнили бы с нежнейшим пустынным цветком, что растет жаре назло.

Ты полюбил его, а он полюбил тебя. Я был в роще в то утро, когда вы, считая будто никого поблизости нет, открылись друг другу. Эссимар едва-едва отдохнул с дороги. Он тренировал своего молодого грифона. Того рыжего с пятном на лбу. Его звали Нерио, верно? О, что это был за зверь! Под стать княжичу Ан’Инарил — здоровенный и крепкий! Ты помнил его еще птенцом, а теперь, увидав, почти взрослым, растерялся, едва не сбежал! О, что это была за потеха!

Эссимар тебя увидел. Он представил тебя Нерио. Ты боялся ударить в грязь лицом. Держался и был вознагражден. Каков на вкус тот поцелуй? Думаю, в нем чувствовалась и радость, и растерянность, и страх. «Что скажет отец?» - наверняка думал ты, и с тем же не мог отказаться от той сладостной неги, что дарил тебе твой… друг? Возлюбленный!

Мы оба знали, что Алантэ будет в ярости, как только до него дойдет весть. Я тоже был в ярости, в гневе и в возмущении! Мало того, что мой брат слаб и едва научился к первой сотне лет держать клинок, так он еще и готов отдаться чужаку после одного-единственного поцелуя! Я был зол, зол и преисполнен… зависти?

Быть может. Я научился убивать и бесшумно красться, сливаться с толпой и знать все обо всех, только вот цена… ты и помыслить не можешь как она оказалась высока! Игры, сказки, детство… мелочи, однако ты без них не ты, не эльф — живое создание из плоти и крови — а… тень? Блеклое подобие!

Фантом.

У меня была любимая. Были дети. Совсем крошечные. Дочь и сын. Только вот ни я, ни они не знали никогда простой не извращенной рабочей практичностью любви. Эмоции — непрочный клинок, ведь так? Возлюбленная стала мне лишь партнером в бою и постели, дети — будущими учениками, новыми Тенями — острыми клинками без чувств.

Я пришел к Алантэ. Застал его одного. Нарушив все правила и порядки, я снял перед ним маску. Король… Отец узнал меня. Я видел в его глазах удивление, замечал за ним отблеск страха.

- Да’арон? Это ты, мой сын? - спросил он, похоже, не доверяя самому себе.

- Да, - я ответил. Рык и ярость клокотали в моем горле.

Странный блеск. Лихорадка безумия. Думаю, именно ее я увидел тогда в его волчье-желтых глазах.

- Славно! Мой самый верный клинок явил себя в час нужды! - заявил Алантэ, улыбаясь злорадно и дико. И я понял, что страх, замеченный мной прежде, предназначался не моему явлению, а чему-то… иному, большему и… абсурдному!

- Ты защитишь меня лучше любой Тени, мой мальчик, - говорил отец, а взгляд его широко распахнутых глаз выжигал меня изнутри. - Ты не предашь меня. Ты станешь моим орудием возмездия, и не позволишь никому украсть мой трон!

Я был смущен. Растерян. Я поддался.

- Повинуюсь, мой… отец! - шептал я, благоговея.

Потом мы все впали в бездну безумия. Его безумия. Я был в числе тех, кто вошел в Ветреный Пик. Та резня… бойня… На моих руках кровь сорока семи эльфов. Я обезглавил князя Керениса и его супругу. Еще я видел, как орден Танцующих-в-Тенях встает на порог своего заката.

Все говорят лишь о потерях среди Д’Вердант, никому нет дела до второй стороны той нелепой бойни! Впрочем, что в том удивительного? Мы Тени положили самих себя на алтарь совершенной скрытности, нас не принято замечать, о нас не следует говорить. Так скольких мы потеряли тогда?

Всех.

Всех, кроме двух мастеров — меня и возлюбленной моей Дариры. Тридцать учеников, шесть Теней, восемь из круга мастеров — Д’Вердант сопротивлялись отчаянно! Если бы на нашей стороне не была неожиданность и ночная мгла…

Алантэ назвал победой эту катастрофу, а я понял, что заберу его жизнь. Не сейчас. Не сегодня и, быть может, не завтра, но я обезглавлю бешеного волка точно так же, как и несправедливо осужденного Керениса Д’Вердант.

Я скрылся. Я был покорен. Я приходил к отцу по звону серебряного колокольчика и играл роль послушного пса, как он того желал, ибо мне предстояло возродить свой орден. Без Теней — верных сторонников и единомышленников — я не мог открыться Альдану и свершить справедливый суд над Алантэ Ар’Лидан.

Ты того не знаешь, того не знал никто, кроме самих участников той фальсификации, но Алантэ всеми силами пытался скрыть, сколь жестоко пострадала его гвардия в недавней атаке на Дом Д’Вердант. Он обряжал в броню Теней простых рубак из Дома Ар’Лидан, а еще он принуждал их шпионить за мной и Дарирой.

Он боялся.

Королеву, князей, Совет, но особенно своих детей: тебя и меня. Алантэ полагал, что мы покусимся на его престол. Свергнем его и уничтожим, как уничтожил он своего отца на заре собственного правления. Эта мысль и этот страх настолько глубоко укоренились в Алантэ, что свели его с ума окончательно и бесповоротно.

Алантэ — то, чем он стал — возненавидел своих детей. Сгубил супругу. Отстранил Высокий Совет и приставил шпиона к каждому, кого считал опасным. За тобой следили двое: я и тот шпик, что был приставлен ко мне

Алантэ думал, будто контролирует все. Он заблуждался. Даже его собственный Дом ополчился на него. И на тебя. Все ждали, что в тебе взрастет семя того же безумия, а посему ты не должен был взойти на престол. Заговорщики — мои сторонники — искали потомка королевской крови среди Ар’Лидан и Н’Терн. Я не спешил открываться — я ведь тоже сын Алантэ — но знал, что когда настанет час, я сниму маску, меня примут и признают, и Имирис встанет подле меня.

Тенета заговора крепко оплели Алантэ, когда случился Раскол. Боги позвали на битву, и мы откликнулись. Не буду говорить какую жестокую шутку я в том вижу, не желаю оскорблять твою веру! Пришлось забыть о распрях, о ненависти и о подозрениях. Тех, кого я полагал своими союзниками объединились вокруг Алантэ, лишь я остался вынашивать мысль о его убийстве. Думаю, тогда я и стал подобен ему: безумен, дик, отчаян. Пока весь мир лихорадило в войне, трясло в предсмертной агонии этого мира, я переживал свою собственную войну, свой конец времен. Лишь свержение Алантэ — ничего другого меня и не волновало.