Куда деть сумку? Не прятать же ее, в самом деле, в каком — нибудь подвале!..
И тут ему в голову пришла гениальная в своей простоте мысль, до которой он должен был додуматься раньше.
- Нет, извини, — покачал он головой. — Я уже опаздываю на работу. Чертовски жаль! Но… Давай встретимся вечером? У тебя.
- Где ты работаешь? — спросила она, словно не слыша его предложения.
«Будто ты не знаешь!»
- В одном игровом зале. Охранником.
- Ну ладно, — пожала она плечами. — Действительно жаль. Но я попробую взять такси. Топать пешком, одной, что — то не хочется.
- Извини.
- Пустяки.
- Так что насчет вечера?
«Если я тебе нужен, если я — твоя текущая цель, то ты сейчас согласишься. Ну а если ты не согласишься, то… то я буду очень удивлен».
- Вечером? — она задумалась не несколько мгновений. — Ну, приходи на ужин. У меня будет курица. Запеченая.
«Ну что ж… Значит, конечная станция — вот она… Ну и ладно. Сейчас главное — пристроить сумку с документами».
- Ну тогда до вечера, — кивнул он.
- Пока.
Вряд ли они станут за ним следить. Они же знают, что он действительно работает в зале игровых автоматов и что сейчас ему нужно спешить на работу. Но если даже и попробуют проследить, Кит найдет способ сбить их со следа.
Он проводил взглядом Джессику, которая направилась обратно в сторону центра, туда, где на стоянке такси желтели несколько старых автомобилей. Возможно, в одной из этих машин, на месте водителя, сидит их агент.
«Что — то фантазия у тебя разыгралась уж совсем не в меру!»
Теперь нужно было пристроить документы…
До тридцать девятой он добирался дольше обычного, потому что много петлял, заходил в подъезды, спускался в подвалы и углублялся в сквозные дворы — грязные, вонючие, в которых попадались неубранные трупы, мрачные силуэты в натянутых на голову капюшонах, сутулящиеся в арках, подыхающие в ломке или с пробитой головой крючки.
Слежки не было. Если бы была, он бы заметил. Они не догадываются, что он знает про них и, наверное, решили, что никуда он не денется — будет до вечера на работе, а потом придет на ужин к Джессике, чтобы там рассказать им все, что знает, и умереть.
Вывернув на тридцать девятую, зашел в один из домов. Поднявшись на последний этаж, включил телефон Джессики, набрал номер лаборатории.
- Да? — ответил кто — то из лаборантов.
- Мне нужно поговорить с Эрджили.
- Вы ошиблись номером.
- Что значит ошибся! — опешил Кит. — Это же фармакологическая лаборатория?
- У нас нет никакого Эрджили.
- Меня зовут Кит Макдауэл. Передайте Эрджили, что у меня очень, очень важное дело.
- Вы ошиблись номером. У нас нет такого сотрудника. Извините.
Гудки…
Что — то случилось. Похоже, Эрджили пришлось лечь на дно.
Черт! Черт, черт!.. Как не вовремя!..
Он долго, не меньше получаса, осматривал в окно улицу и дома, прилегающие к семь — бэ. Потом, наконец, натянув на лицо маску гуимплена, медленно перешел дорогу, сторонясь компании снукеров, причащающих молодую девчонку.
Пигалица, лет двадцати, с боевой раскраской проститутки, в мини, в ботфортах. То ли с работы задержалась, то ли на вызов к кому — то шла… Не дошла. Четверо ублюдков окружили ее. Киту оставалось до них метров двадцать, когда один из гуимов, пока другие держали девку, сунул ей в плечо иглу. Вмешиваться было поздно, бесполезно, да и не те были сейчас обстоятельства, чтобы вмешиваться. Девчонка завизжала, дала уколовшему ее ногой в пах, да только снукеру под кайфом такой удар, что слону дробина. А следующий уже засадил ей почти полный шприц в бедро, ладонью вбил плунжер до упора. Девчонка кричала, материлась, плакала. Еще с минуту, наверное. Потом затихла.
Кит с привычной, годами отработанной, осторожностью вошел в подъезд. Быстро поднялся к двери Хилманов. Постоял, послушал на всякий случай. Потом взлетел до седьмого этажа и взобрался по пожарной лестнице. Он просунул голову в люк и пару минут ждал, пока глаза привыкнут к мраку. Потом влез на чердак и пошел чуть вправо, туда, где в прошлый раз сидел Сиплый.
Он наткнулся на него совершенно случайно, когда уже думал, что клошар где — то бродит. Сиплый спокойно спал, зарывшись в несколько матрасов и одеял, сложенных в нечто наподобие алькова, который в темноте можно было принять просто за ворох ненужного тряпья.