Снукер заорал от боли, согнулся, хватаясь за разбитое колено, а Кит тем временем рубанул между бровей поднявшегося второго, который еще ошалело смотрел по сторонам, утратив на время ориентацию. Гуим полетел назад, семеня ногами, пытаясь удержаться, но его вялых движений хватило ненадолго, и он рухнул, еще раз въехав затылком в асфальт.
Кит запрыгнул в подъезд и быстро взлетел на седьмой этаж, растирая на ходу то ноющую челюсть, то разбитый локоть.
Он поднялся по лестнице на чердак, добрался до закутка Сиплого.
Клошар лежал на ворохе матрасов, почти поперек, в неестественной позе небрежно брошенного на лежак манекена. Едва Кит взглянул на это тело, как сердце его ухнуло вниз, тревожно и мелко забилось в животе. Не было никаких сомнений, что Сиплый мертв.
Значит, эти побывали и здесь.
Значит, документы Хилмана у них!
Но как они узнали?!
Кит подошел к клошару, наклонился над телом.
Его нос уловил тяжелый запах водочного перегара, исходящего изо рта Сиплого вместе со слабым дыханием.
- Ах ты ж гад! — облегченно выдохнул Кит, легонько шлепнув бродягу по щеке. — Да ты просто нажрался, сволочь!
- У — у–у? — промычал клошар, с противным чавканьем облизывая пересохший рот. — Ты кто?
- Кит. Где сумка? — Кит для верности зажег стоящую на полуразвалившемся камоде керосинку, поднес лампу к своему лицу, чтобы у затуманенных алкоголем глаз клошара был хоть какой — то шанс опознать его.
- Кит… — промямлил Сиплый. — Сумка…
- Сумка, сумка. Где она?
- Эрджили…
- Что?! — Кит подпрыгнул, поставил лампу на камод, схватил Сиплого за грудки, встряхнул. — Что?! Что, Эрджили?!
- Ты ска… зал, — клошар пьяно сглотнул, вяло помотал головой.
- Где сумка?!
- Там, — неопределенно махнул рукой бродяга, снова закрывая глаза и теряя всякое восприятие действительности.
Кит облазил с керосинкой весь закуток Сиплого, но никаких следов сумки не обнаружил. Если этот идиот уже успел отдать ее Эрджили, то… Неужели, он продал ее, за пару бутылок буча?!
Кит готов был биться головой о стену.
Ну с какой стати он вдруг решил, что у этого совершенно неизвестного ему бродяги документы будут в целости и сохранности?! Это же надо быть таким идиотом — последовать минутной мысли, идее, которую даже не обдумал!
И что теперь делать?..
Обшарить весь чердак, над всеми шестью подъездами!
Нереально?.. Да брось ты! Нереально было отдать судьбу человечества в руки какого — то пьянчуги — клошара! Остальное реально. Все равно делать нечего, остается только сидеть и ждать, когда этот урод проснется.
Кит вооружился лампой и двинулся в сторону первого подъезда, решив подойти к делу системно.
Он метр за метром продвигался по чердаку, зигзагами, всматриваясь во все его закоулки, роясь в кучах полусгнившего тряпья, выдвигая перекошенные ящики выброшенных старых столов и тумбочек, переворачивая бесконечные коробки, перекапывая горы строительного мусора, лежащие тут, наверное, со дня постройки дома семь — бэ, заглядывая на балки под крышей…
Эту старую, уже пропахшую плесенью, коричневую тетрадь, попавшуюся ему в одной из коробок вместе с потрепанными детскими игрушками, он открыл просто так, любопытства ради.
И замер, едва не выронив лампу.
С первой страницы на него смотрела Джессика Хилман. Точно такая же фотография, какую он нашел в кейсе ее отца, была вклеена и сюда. Под фотографией, детским неровным почерком написано: «Джессика Хилман. Мой дневник».
Кит перелистнул страницу.
«11 мая. Сегодня мне исполнилось десять лет. Папа подарил мне коробку настоящих конфет и эту тетрадь. Чужие дневники читать нехорошо, поэтому, если вы нашли эту тетрадь, значит я ее где — нибудь потеряла. Пожалуйста, не читайте дальше и верните мне тетрадь. Вознаграждение гарантирую».
Кит сунул тетрадь за пояс штанов, порылся в коробке, в куче игрушек, сломанных заколок, обломанных карандашей и разноцветных открыток. Достал маленького, грязного и почему — то голубого зайца с белыми ушами, положил в карман.
Быть может, Роб прав, и они действительно найдут Джессику в лаборатории, там, в кинотеатре. Девочке будет интересно повстречаться со своей любимой игрушкой и полистать дневник четырехлетней давности — это тихое «ау!» из детства. Почему — то он не сомневался, что этот заяц был ее любимой игрушкой, хотя… любимые игрушки не оказываются в коробке с хламом на чердаках. Как и любимые дневники. Может быть, ей все это и не нужно — лишние напоминания об ушедшей жизни, которая хоть чуть — чуть, но была счастливей нынешней… Ладно, сама разберется.