Настя прочитала:
„Общая цель обучения:
— ученики узнают, что любовь является частью человеческой жизни.
Частные цели обучения:
— существуют различные формы любви: любовь животных, любовь детей и родителей, любовь братьев и сестер, дружба детей и юношей, любовь любовных пар, супружеских пар, старых людей;
— любовь и привязанность могут выражаться следующим образом: во взаимной помощи друг другу, в совместных предприятиях, во взаимных ласках, объятиях, поцелуях и т. д.“
— Забавно. — Настя не знала, как выразить свою реакцию.
— Не то слово! И чему же, скажите на Милость, может научить такое пособие?
— Иван Иванович, как говорит Караулов, „скажите, но только честно“, вы уверены в том, что можете быть объективным арбитром в этих, далеких от какой-либо объективности, вопросах?
— Милая девушка, я ведь тоже являюсь существом, обладающим полом.
— А потому отражаете в официальных министерских заключениях свои собственные психологические комплексы. Ведь так?
— Пожалуй, так. — Он дружелюбно улыбнулся.
— Но в таком случае получается, что ваш отдел, равно как и вы лично, трудится абсолютно впустую.
— Выключите диктофон, и я скажу вам, что с какой-то точки зрения вы правы. Но аналогичные службы есть во всех западных странах. А значит, они нужны.
— Спасибо за беседу.
Настасья выключила „Панасоник“ и спрятала его в маленькую кожаную сумочку, как раз подходящую по размеру для сего изящного предмета.
— Мне бы хотелось продолжить обсуждение этой темы в менее официальной обстановке. Вы не оставите мне свои координаты?
— Выходные данные найдете на последней полосе газеты. Интервью выйдет послезавтра. Всего доброго. — Она произнесла все это почти скороговоркой и с напускной журналистской деловитостью удалилась.
Выйдя на улицу, Настасья увидела огромный рекламный щит, на котором полуголая девица поглощала кока-колу. Томное выражение лица девицы свидетельствовало едва ли не о психотропном воздействии этого напитка. Электронные часы на стене того же дома, на котором был укреплен щит, показывали „13.10“. Она вспомнила, что через полтора часа в институте начнется лекция, которую хотелось бы послушать. Правда, она посещала лекции, как вольнослушатель, потому что училась заочно. Но отсутствие принуждения со стороны деканата отнюдь не означало запрещения. И она резво отправилась на встречу с прекрасным.
Преподаватель — высокий, худощавый, а потому и чуть сутуловатый доцент, — читал курс истории живописи. Настя знала, что он преподает не только в Литинституте, но и во ВГИКе. Но если для киношников, по его мнению, была интересна своеобразная техническая сторона: как живописцы стремились изобразить движение задолго до изобретения движущихся картинок — кинематографа, в литераторской аудитории он старался расставлять акценты скорее психологические.
Виталий Георгиевич, как всегда, читал во мраке, спроецировав на экран слайд одного из фрагментов росписи Сикстинской капеллы Микеланджело. Голос, окутанный тьмой, звучал очень интимно.
— Более ранние изображения пророков отличались только именами и атрибутами. Микеланджело характеризует их по возрастам, по свойствам пророческого дара, воплощая то само вдохновение, то безмолвное размышление, то экстаз прорицания…
— Экстаз — это грех, — вдруг послышался возглас студента Петропавлова. — Истинный христианин должен быть аскетом.
Привыкший к своему непутевому „сыну“, курс никак не реагировал на это высказывание. Лекция продолжалась.
— В античном искусстве центр тяжести покоился на телесной гармонии; средние века перенесли акцент на чисто духовную абстракцию; в образах же Микеланджело подчеркнута неразрывность телесного и духовного. — Слайд на экране меняется. — Вот „Сотворение Адама“. В бешеном вихре, как болид, в сонме ангелов Бог подлетает к неподвижному Адаму, их вытянутые пальцы почти соприкасаются, и, подобно электрической искре, дух жизни проникает в тело Адама. — Появляется новый слайд. — А вот „Создание Евы“. Здесь торжествует чувственная красота в духе Высокого римского Ренессанса: формы массивные, тяжелые.
— Да уж, клёвая баба, — снова „возник“ Петропавлов.
— Здесь, мне кажется, уместно вспомнить, как высоко ценил духовную красоту, ее возвышение над телесной, древнегреческий философ Платон, в одном из своих диалогов воспроизведший идею о том, что женщина и мужчина являются двумя частями единой первичной целостности. Зевс наказал этих первых людей, разрубив каждого вдоль. И теперь люди ищут утраченную половинку, и когда эти половинки находят каждая свою, возникает эрос — любовь, единение телесного и духовного.