Подручный подал ему смрадно чадящий факел. Хворост вспыхнул, как порох, и огонь спас обнаженное женское тело от стыда и масляных взглядов стражников.
Как только ведьма скрылась в пламени костра, палач снял маску, и Настя узнала его: это Валентин.
Она проснулась с испариной на лбу и некоторое время не могла сообразить, где находится. Лишь мерно падавший снег за окном и чье-то тихое дыхание рядом вернули ее к реальности. Она закрыла глаза, и слезы, которые стояли в них, быстро скатились на „перовую“ подушку. Она была невыразимо счастлива, слыша рядом дыхание мужчины. Настя положила руку ему на лоб, как когда-то мама клала свою ладонь на лоб ей.
Спать больше не хотелось, и она сняла с полки книгу, как ей казалось, наиболее соответствовавшую ее состоянию. Это были избранные произведения Донасьена Альфонса Франсуа де Сада.
„К чему хранить верность тем, кто никогда не соблюдает ее по отношению к нам? Разве не достаточно нашей слабости, чтобы добавлять к ней еще и нашу глупость? Женщина, стремящаяся внести утонченность в любовные отношения, безмерно глупа… Поверь мне, дорогая, меняй любовников, пока возраст и красота позволяют тебе, забудь порожденное фантазией твоей постоянство, добродетель унылую, нелепую и весьма бесполезную, и никогда не навязывай того другим“.
Но в это утро Настя не хотела соглашаться с мыслями, высказанными героиней де Сада. А еще месяц тому назад она повторила бы эти слова вслед за ней, как клятву.
„Что же меняется: я или жизнь? Может быть, я старею?“ — думала она.
Всяческих „материальных помощей“ едва хватило на кое-что из одежды. О том, чтобы начать ремонт в квартире, не могло быть и речи. И Настя решила отложить это мероприятие по крайней мере до весны. А сама осталась жить в общежитии, в семьсот тридцать четвертой комнате, которая числилась за слушателем ВЛК Ростиславом Коробовым.
Ее появление здесь никого не удивило: у многих странствующих поэтов заводились верные временные подруги, так что седьмой этаж напоминал большую коммунальную квартиру с общей кухней…
Новая роль заботливой женщины и умелой хозяйки постепенно входила в свою колею. И ежедневно Настя играла в одном и том же спектакле: магазины, кухня, плюс неизменная редакция, институт и все прочее.
В один из таких обычных уже дней Настя спустилась на лифте вниз.
На первом этаже, неподалеку от вахтеров стоял Петропавлов. Она слегка удивилась, увидев его здесь: ведь он не жил в общежитии. „Наверное, пришел продавать книжки“, — предположила она и ошиблась.
— Настена! — улыбнулся он широкой улыбкой Луки из „На дне“.
— Привет, Авдей. Какими судьбами?
— Да, вот, киску принес. Возьми киску, а…
— А домой чего не несешь?
— У мамашки-то аллергия. Особенно на все мохнатое.
— Ну да, на тебя, например. — Она укоризненно посмотрела на его голову.
За пазухой у Петропавлова что-то шевелилось. Явно не камень. А впрочем, это оказалось весьма точным сравнением, потому что два зеленых изумрудика вдруг засияли на высунувшейся мордочке. Черное чудо с белыми лапками, носиком и грудкой выглядело просто очаровательно. И Настя, вспомнив, что кошки всегда были спутницами женщин, решилась на безумный поступок.
— Возьму, Авдей. А он не блохастый?
— Сама ты блохастая… И, между прочим, это кошечка. Только прошу тебя, не выбрось ее на улицу.
Она взяла усатую красавицу, и та доверчиво приникла к ее груди.
— У меня, Настя, к тебе еще одно дело будет… Но это потом… В институте поговорим. Ладно?
— Ладно, — ответила Настя даже не пытаясь представить, какое дело может возникнуть у непредсказуемого Петропавлова.
Вскоре Настасья убедилась, насколько соответствует истине расхожее мнение о том, что кошки считают себя хозяевами в доме. А обитателей этого дома воспринимают приблизительно так, как мы воспринимаем их.
Гера лежала на коленях у Ростислава, и он не мог удержаться, чтобы не почесать ей за ушком.
— Знаешь, Настенька, мой сын очень любил котят, — вздохнул он.
— Все дети любят котят. — Она попыталась перевести „вечер воспоминаний“ в другое русло.
— Где он сейчас? Раньше хотя бы по выходным я имел возможность повести его гулять. И мы шли в парк или к морю…
К морю… Настя представила, как он водил своего малыша к их морю, и волны бились о берег, высокие — почти в человеческий рост. Наверное, волны казались малышу просто огромными! И они оба смотрели на солнце, щурясь, становясь похожими на японцев: большого и маленького.
Настя видела фотографию Юры. Мальчик был очень похож на отца. Особенно разрезом глаз.