как дом без крыши, так, пустая кладка,
без мака грядка, без креста оградка.
Жизнь без обоих нас совсем пустое –
ночлег в степи, без тёплого постоя,
стихи без рифм, вожди без паранойи,
Вселенная без драчки, вся в отстое,
кровать без скрипа, джинсы без плейбоя…
11 марта 2015 г.
***
Кто может ещё кроме нас с тобой
в квартире этой вольно жить? Кто кроме
меня с тобой? На улице хоронят,
так много в чёрном бархате гробов.
Спешат, чтоб вовремя в подвал успеть
до новых взрывов. Можно бить посуду –
никто не удивится, скажут: «Треть
от дома нашего осталось, будем
спокойны, терпеливы». Стало даже
поменьше стрельб и дыма, может быть,
снаряды кончились? А чтобы нас убить,
разбей квартиру прежде. А то как же?
31 марта 2015 г.
***
Премерзкий тип, боль Иудеи,
храни вас от него, евреи,
сатрап от Рима, зол, притом
шиза, к тому ж склероз рассеянный…
Но он беседовал с Христом.
12 апреля 2015 г.
***
Продался сладкий с красным боком плод –
и щёлкнет в жёлтых клавишах аккорд,
и всё пойдёт по нотам, так как надо,
от хлеба пот и кровь от винограда,
зрачком раскрутишь павший небосвод,
прости, родная, я был жлоб и жмот,
а ты во всяких негораздах рядом,
и выпив спирту, Готфрид Бенн, анатом,
посадит розу в розовый живот.
17 апреля 2015 г.
***
В глазах буквицы соснового неба,
язык посылает слово под нёбо,
былинок иероглифы на ягодицах,
на груди две груды лепниной лепы.
Читаю слева направо, переворачивая страницы
справа налево.
Ты сама ляжешь
на ягодицы и лопатки,
берег реки станет пляжем,
ветер – сладким.
На тёмное лоно
звезда положит лучи.
В ночи
птица стонет.
Ложись валетиком,
закрой цветиком
божий шрам,
срам, шарм.
Как разводят напёрстки,
разведи ноги,
лезвия ножниц,
всё просто:
даром от Бога,
сладко от дьявола,
от тёщи – ватное одеяло.
14 мая 2015 г.
***
Бог образ дал
и дьявол разум.
И тот зажал,
и тот промазал.
2015 г.
***
Вернулся, неприметный, на дела
людские смотрит: слива родила
у хлева, Пётр закинул невод
в водохранилище, слепое небо
аэроплан колышет облаками,
и Каин в братскую могилу камень
кладёт.
3 июля 2015 г.
***
И он прощал.
Жизнь потеряла чувства,
подсела на вину,
зависла на любви,
и кровь едва тащилась
в старых венах.
Назон обрюзг,
ел сытно и обильно,
писал стихи
и не хотел домой,
тоска была утоптана,
как тропка
от варварского сада до реки.
И он прощал.
Под сердцем не болело,
она пряла, читала книги, пела,
они играли рядом во дворе,
у дома дерево росло ветвясь,
и падали плоды в траву и грязь.
И облако вчерашнее летело.
И он прощал.
Враг прежний братом стал,
боль обросла хрящом,
и не болело
потерянное под наркозом тело;
и сколько было рёбер –
кто считал?
И он прощал.
Апостолы от скуки
зевали в норах. Симон крест тащил
(чудовище уже умыло руки).
И Иоанн, купив пузырь чернил,
остригнув стволик медоносных лилий,
писал Евангелье со слов Марии.
4 августа 2015 г.
***
Когда устанешь, рисуешь волны
мозгокружительного размера,
и будет ветер, штормами полный,
как стих, ведомый слепым Гомером.
И отправляешься в путь с Одиссеем
бороться с чудищем и прочей хренью,
и та, пропавшая в ночи осенней,
сидит у моря, стирая зрение.
И ты, плешивый и гениальный,
смешав победы и поражения,
вернёшь потерянное расстояние
на грудь в ладонях от спящей женщины.
15 августа 2015 г.
Весна. Сон. Пробуждение
Деревья днями тяжелели,
зевал в остатках сна карниз,
опухшим увальнем неделю
сползали крыши с тёмных крыш.
За выдохом положен вдох
и снова все пути – к Парижу.
Как у Бодлера: жёлтый дом,
летают ласточки и стрижи.
За радостью бредёт тоска,
всё выжигает ниже паха,
и видишь мир всей плотью, как
в Рахманинове слышишь Баха.
Но во всю голову возник
звук, отдалённый от искусства,
и Данте, хмурый проводник,
нас призывает оглянуться.
2015 г.
***
Сто страниц прочитал Пастернаковой книги
и заснул на сто первой от шума метафор.
Мне приснились поэта нужда и вериги
и что я клеветник и пасквилей автор.
И с паучьими жалами серые мухи,
они ели поэтов и кровь их сосали,
собирались в союзы, вздымали руки
и кричали «Варавву!» из тёмного зала.