— Нам нужна жизненная сила? Если ты, я и Кваскви отдадим немного крови, этого не хватит?
— К сожалению, — сказал Кен с серьезным тоном, от которого зубы сводило, — кому-то придется умереть.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— Ты только теперь сказал? — завизжала я. Все ругательства и гадкие имена казались жалкими по сравнению с моими ощущениями. Он открыл во мне новый уровень злости. Он не мог доверить мне эту важную информацию до последнего мига? Я сжала губы и надавила кулаками на глаза, сдерживая бесполезный поток злых слез.
Кен включил правый поворот и съехал в сторону старшей школы Товада.
Он подъехал к автомату оплаты за проезд, повернулся ко мне со спокойным и раздражающим видом, из-за чего я ощущала себя раздавленной эмоционально. Он поймал мой взгляд темными прудами смешанных эмоций.
Я не могла сдержать дрожь в животе.
— И как мы это сделаем?
Кен вытащил билет из-за щитка над стеклом и скормил его автомату вместе с йенами. Врата поднялись, и он повел грузовик с большей силой, чем требовалось.
— Ты съешь мой сон, жизненную силу моей сущности, и, когда я буду почти при смерти, Юкико-сан заморозит меня.
— Это самый глупый план из всех, что я слышала. Издеваешься?
— Это единственный шанс. Сломить власть Тоджо. Заставить Кавано-сана увидеть, что мир уже не такой. Побороть неправильное. Разве не стоит ради этого рискнуть жизнью Вестника?
— Ты не сделаешь из меня монстра! Я не хочу быть в ответе за твою смерть, даже если ты козел.
Кен подъехал на большую парковку, пока я возмущенно дышала. Он выключил двигатель и склонил голову, пристально глядя на свои ладони на руле.
— Я в ответе за несколько смертей.
Я назвала его монстром. Я вызвала стыд и боль из-за того, что он сделал как Вестник. Я не это хотела сделать.
— Это суицид.
— Юкико-сама на время заморозит меня, — его голос был ровным под спокойствием ужасающего смирения.
Моя дверца открылась. Юкико стояла у машины, впечатляющая, хоть я была выше из-за того, что была в кабине.
Синяя полоска слетела с неба с протяжным громким воплем. Звук резко оборвался, и Кваскви вышел из-за нее, уперев руки в бока. На его загорелой коже появились морщины у глаз и от улыбки, он выглядел старо и утомленно впервые с нашей встречи. Его верхняя губа была выдающейся, как у купидона, без его улыбки, придавая ему надутый вид, который казался слишком интимным вне спальни.
«Даже Кваскви переживает».
— Местные беспокоятся, — сказал он. — Опасно это все.
Юкико оглянулась через плечо на деревья, растущие у берега с камышами и высокой травой, вода за ними была зелено-коричневой. Видимо, то была река Аисака.
Уже наступило утро. Солнце согревало мое лицо.
— Мы понесем Черную Жемчужину отсюда?
— Как только Юкико разморозит ее, река должна приманить ее, — ответил Кен.
Кваскви отскочил в сторону, подняв руки и выставив ладони.
— Ни за что. Я знаю, что потом будет.
— Но если она не отправится в воду, — продолжил Кен, — кому-то придется быть наживкой.
— Потому ты себе ногу поранил, хитрый лис? Я ненавижу быть наживкой. Обычно наживку раздавливают или убивают. Почему Юкико не может быть наживкой?
Юкико странно повернула голову на шее, как сова, чтобы обрушить мощь ледяного взгляда на Кваскви. Ее губы изобразили карикатуру улыбки, показывая острые клыки и блестящий розовый язык.
Кваскви опустил руки и кашлянул.
— Ладно, не Юкико-сан, — он посмотрел на меня с надеждой, а потом сплюнул. — Забудь, мелкая баку. Ты не годишься.
Юкико вытянула сжатый кулак, словно собиралась отсалютовать, а потом медленно разжала ладонь. Звук шлифовки — даже десятикратной — донесся из грузовика, брезент надулся в нескольких местах. Драконша просыпалась.
— Может, стоит… — с хлопком брезент вырвался из крепежей, и Черная Жемчужина вырвалась из грузовика, направилась к нам сияющей огромной черной стрелой. Кен отодвинул меня с пути дракона за руку. Меня потрясло мерцание аквамарина и изумрудов в ее глазах. Двойные веки открылись и закрылись, Черная Жемчужина извивалась, ее хвост дико метался в стороны.
Юкико избегала ударов хвостом, перемещаясь с места на место, при этом у нее не выбилось ни волоска, но Кваскви было тяжелее, он безумно прыгал, как птица на лапах, чтобы его не раздавили.
— Пора, — отметил Кен, — бежать к реке.
Кваскви увернулся от хвоста Черной Жемчужины, но не отпрыгнул, а схватился за край и наступил на него ботинком со стальным носком. Голова драконши замерла, повернулась, и на Кваскви уставились немигающие глаза.