Я вспомнила последний сон Улликеми — огромный змей и я в первобытном лесу сна Кена. Там я присутствовала отдельно от хозяина сна. Как теперь. Только это был сон Юкико. У меня были ощущения Юкико — румянец от зимы, обветренные щеки, покалывающие часы спустя, но я была и собой.
«Так бывает, когда я прихожу в сон по приглашению? Я могу существовать там как Кои Пирс?»
Она нетерпеливо кивнула. Поразительно, как она могла передавать эту смесь презрения и пыла такими мелкими переменами в мышцах ее лица. Она давала мне свой основной сон, свою сущность. И если она не пыталась этим остановить меня, значит, помогала.
Кен говорил в машине, что кому-то придется умереть.
Юкико была сильной, накопила века снов. Это было как предложить голодному баку торт Опера из семи слоев вместо печенья от Кена. Баку во мне хотел сон Юкико, но я сдерживалась.
«План был не таким, — и хотя мы обменивались мыслями, холодная решимость усилила вызов во взгляде Юкико. Она знала, что я оставила не озвученным. Так Кен не получит отпущение грехов, которого так хотел, рискуя собой. Гнев подавил мой голод. — Кто вы, чтобы лишать его этого?»
Юкико широко раскинула руки, и ветер понесся вперед, уже не нежный, сильные порывы были как удар по животу, и я согнулась. Огонь в глубине меня дрогнул, стал размером с пламя спички. Ее бескровные губы раздвинулись в гримасе, показывая острые клыки. С волосами, развевающимися как живое ледяное облако, она казалась воплощением зимы. Примитивная часть меня узнала беспощадного хищника. Меня охватил страх.
Воздух трещал. Мои глаза замерзли открытыми, в носу болело от мороза. Было тяжело дышать.
«Так хватит дышать. Это сон», — страх пробудил инстинкт выживания, разжег снова огонек баку. Я хотела насыщенную энергию сна Юкико, как желала съесть сон Дзунуквы. Сон. И я — пожиратель снов. Так что гори, огонек.
Пламя, Кои и баку, вспыхнуло, обжигая меня внутри болью. Но я держала огонь под контролем. План был не таким.
Глаза Юкико стали щелками льда, заклятого врага огня. Она снова раскинула широко руки и издала свистящий звук. Ветер ударил снова, сбивая меня на колени на твердый снег. Я закрыла глаза и скрипнула зубами от холода.
Если я тут умру, погибнет и мое настоящее тело?
Картинки мелькали. Осунувшееся лицо мамы, улыбающейся мне с кресла в кабинете врача. Марлин. Стукалась своим мокко с соевым молоком о мой латте в «Стамптауне» со знакомым милым нетерпением. Гора Худ поднималась среди туч над стаканом и панелями книжного магазина в Портлэнде.
Я не хотела врать. Я не хотела навредить Юкико, но не могла сбежать. Я — баку. Она в моем царстве.
Я приоткрыла глаза и встала на коленях. Юкико яростно сверкнула зубами, оскалилась, и новый сильный порыв ветра сбил меня на спину.
Ладно, монстр так монстр.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Голод пробил плотину. Он поглотил ветер, чтобы питать мой огонь Кои. Я стряхнула оковы холода Юкико. Ее глаза расширились, а на лице возникло нечто, похожее на облегчение. Сладкая и чистая, как снег, энергия полилась в меня.
Мой огонь разгорался.
Лицо Юкико напряглось от боли, ладони терзали ее горло, словно она задыхалась, пока энергия лилась ко мне, питая огонь. Он был все жарче, радостно впитывал сон Юкико, и тепло собиралось тяжестью в моем животе, растекалось по артериям с каждым ударом сердца.
Сила все лилась в меня, а Юкико опустилась на колени в быстро тающий снег. Сила поднималась по моему позвоночнику к черепу, где пульсировала, от этого голова напоминала сильно надутый шар. Этого было слишком много.
Я хотела больше.
Нуждалась в большем.
И мне было все равно, что руки Юкико опустились и слабо дрожали по бокам.
Она была такой старой, мокрой в этом сне. Сколько ей веков? Как Буревестнику, Улликеми и Черной Жемчужине. В тех снах я тоже не могла оторваться от потока силы, пока Кен не укрывал меня в своем сне про лес, словно в убежище, где можно было сосредотачиваться на сильных снах древних. Во сне Кена я всегда стояла под ветками огромного кипариса, сияющая ангельская фигура сильно отличалась от того, как себя видела я. Но каждый раз эта картинка возвращала меня в себя.
Я держала Кена за руку.
Где-то за ледяными долинами Юкико и залитой солнцем рекой Жемчужины был Кен и его лес. Только бы отыскать его…
Боль росла, пускала почки в моей голове и плечах, и лепестки раскаленного металла распускались и давили на мой мозг. Но сон Юкико горел, лед в огне баку становился жарким фонтаном.