Нет. Хватит.
Но ее сон не прекращался. Юкико хотела, чтобы я была тут, пригласила меня вглубь себя. И она заставила меня есть этот сон без преград, и мы приближались к опасной черте, когда я могла забрать все. Рисковала собой ради Жемчужины? Защищала Кена? Или причиной было презрение к статусу хафу Кена и жалкой силы его сна? Мы поменялись местами в царстве сна, Юкико лежала на снегу, смогла стать еще бледнее, а я нависала над ней как безумная. Фонтан стал ручьем. Юкико все еще не сопротивлялась.
«Вы умираете».
Снег растаял, с ним пропал запал моего гнева. Время ускорилось, я словно смотрела ускоренную съемку пейзажа на канале про природу. Вся белизна вскоре стала грязью. Появились тонкие зеленые ростки, стали травами тундры. Юкико была белым неподвижным пятном в океане покачивающейся травы.
«Что я наделала?».
Боль пронзила виски, каждый вдох словно проходил через железные клетки. Сила наполнила меня до краев, и ее нужно было выпустить куда-то, или я лопну на фрагменты.
«Черная Жемчужина, — голос был слабым, на краю моего сознания. Юкико. — Освободи ее».
Я отошла от ее тела, ужас впивался в меня вместе с шипами боли. Она хотела умереть, отдать жизнь ради вечной свободы драконши после десятков лет во сне, навлеченном баку. Я была пистолетом в руке самоубийцы.
Я покачала головой, охнула от боли, вызванной движением. Я не могла съесть еще и сон Черной Жемчужины, не отпустив эти силы.
Я пыталась вызвать запах папоротников и прохладный туман леса. Но эта связь ударялась о стену тревоги и смятения там, где раньше было мирное убежище леса из сна Кена. Он выдал мое имя Совету, скрыл свой возраст, свою семью, обманул меня, заставив думать, что он был рабом Совета. Я сомневалась, что этот сон был ядром Кена. А если лес был еще одним слоем иллюзии кицунэ? Боль, равная той, что била меня по вискам, пронзила мою грудь, как электрический разряд. Я не могла толком думать.
Сон Кена не работал. Я могла доверять только Черной Жемчужине. Я сосредоточусь на ней.
Я стала напевать, звук низко вибрировал в моем горле. Вместо леса я потянулась к поцелованным солнцем водам и песне Жемчужины для ее божества-покровителя.
Долина с травой расплылась, краски растеклись, словно от растаявшего фруктового льда летом. Я поздно потянулась к Юкико, но она мгновенно пропала, ее бледное тело скрыли растения, которые росли хаотично, как на рисунках четырехлетней Марлин. Дно моего живота вдруг пропало.
Когда мир стал устойчивым, я стояла на берегах Хэйлунцзян, глядела на Черную Жемчужину, вытянувшуюся во всю длину в ее любимой реке, ее песнь звучала ниже моей. О, я осталась собой даже в ее сне.
Путь сквозь остатки сна Юкико к Черной Жемчужине убрал часть накопившейся энергии, но места было всего на пару вдохов. Я похлопала по знакомым изгибам своего тела, руки дрожали от холода Юкико.
«Абка Хехе? — черная Жемчужина подняла голову, повернулась ко мне, речная вода стекала с наростов вокруг ее глаз. Гул молитвы утих. — Нет. Ты — баку, — печаль и усталость звучали в словах, озвучивая годы одиночества, проведенные в ее темнице в пещере без солнца. Отсутствие гнева и утихшая песня показывали глубину горя Жемчужины. — Одного мучителя было мало?».
Рядом со мной появился силуэт мужчины. Он был в синей форме японской оккупации, был моложе и стоял прямее, чем при мне. Мое сердце подпрыгнуло. Папа? Но ответа не было, и призрак не стал плотным — это было воспоминание.
Разочарование крушило кости, держащие меня прямо, и я опустилась на колени. Конечно, папы тут не было. И это не была Аисака, Черная жемчужина лежала в Хэйлунцзяне. Папа говорил еще до ухудшения болезни, что во сне и смерти все одинаковы. Я только что в этом убедилась лично.
Черная Жемчужина встревожено водила головой, движение поднимало волны так, что мои колени промокли. Я вспомнила, как Улликеми открыл пасть и проглотил мою голову во сне, и как я отпустила его, разбив воспоминание о затхлом дыхании и тьме.
Так не должно быть каждый раз. Может, мне нужно было просто коснуться Черной Жемчужины во сне, как я делала в реальности. Я подвинулась ближе к реке на четвереньках.
«Позволь тебе помочь».
«Это ложь! Враг!» — хвост драконши взметнулся из воды. Я пригнулась, в лицо прилетели сгнившие листья, плававшие сверху. Огромный хвост миновал мою голову и обрушился на призрака папы. Он угас с тихим хлопком.
Я раздвинула руки, чтобы не пугать ее.
«Я Кои Авеовео Пирс Хераи, — сказала я, отчаянно называя Жемчужине свое имя. — Я — не мой отец. Я американка. Я встретила Совет всего два дня назад».