— Кои, — голос не папы. Ладони удержали мою руку у бока. Кицунэ. Кен был первым после папы, кто мог касаться меня, не передавая жуткие фрагменты. Он был безопасным. Я верила, что он хотел помочь мне и папе. Потому его фрагмент помогал мне раньше.
А теперь я убегала от леса Кена с кедрами и папоротником, словно они были ядовитыми. Нет, не сон Кена. Я не могла. Япония все изменила. Я уже не могла погрузиться в тот сон с наивным доверием. Мне нужно было что-то еще, что-то теплое и безопасное, чтобы укутаться в это как в одеяло мамы.
— Что с ней? — снова голос Кена.
— Она зашла слишком далеко. Ей нужно сосредоточиться.
— Используй мой сон, — сказал Кен, его теплое кислое дыхание окутало мое лицо.
— Нет, — я приоткрыла потрескавшиеся губы, голос был тихим хрипом. Не Кен или папа. Не фрагмент Иных, не что-то чужое и неправильное.
Слепота была меньшей из проблем. До этого она прошла сама. Руки помогли мне лечь, моя голова оказалась на твердых коленях. Наверное, Кена.
Кто-то недовольно зашипел. Папа.
— Черная Жемчужина слишком слаба. Даже с силой Юкико я не смогу это закончить.
— Кои, — сказал Кен, сжав мою здоровую руку. — Не сдавайся. Нужно забрать мой сон.
Но вспыхнул гнев, подпитываемый съеденной силой.
— Ты не будешь мне указывать! — я ощущала, как слюна полетела из моего рта. — Я не твое орудие, и я — не питомец Зеркала.
— Я не думал…
— Молчи! Просто молчи! — я вырвала руку из его хватки и прижала кулак к невидящему глазу. Давление никак не прогоняло мать всех мигреней, разбивающую мою голову. Меня словно сбило поездом. Я должна была в Японии понять, кем была, помочь папе с болезнью, но вместо этого я ослепла, не видела правду, а теперь просто не видела.
Иные не были волшебным способом исправить жизнь моих неловкостей или боль папы. Пожирание снов вызывало наслаждение силой, которое я не испытывала раньше, но это добавило мне кошмаров, где я была монстром, убивала Юкико, ранила Черную Жемчужину, хотя собиралась освободить ее.
Боль мешала думать, но я искала безопасный фрагмент, человеческий, без отвлечения на яркость фрагментов Иных. Что-то простое, чему я могу доверять. Было правильно вернуться к тому, какой я была до Иных. Вот только люди, если не считать Мидори, которая технически оставалась хафу, не трогали меня в эти дни.
Хотя… Я кое-что забывала о слепоте.
Эношима-сан, мужчина с кофе и пробирками. Он отдал мне фрагмент, когда я забирала кофе. Лишь вспышка, еще и слабая, но человеческая.
— Помоги встать. Дай коснуться ее, — заявила я.
— Она умирает, Кои-чан, — сухо сказал папа, это была его версия всхлипов. — Пусть умрет с миром.
— Прошу, Ото-чан, — сказала я, такой версией папы я не звала его десять лет. — Отведи меня к Черной Жемчужине!
Мускулистые руки подняли меня. Кен прижал ладонь к моей спине. Я скользили по траве, вода промочила пальцы моих ног. Вода? Мы покинули реку. Наверное, это был пруд.
— Вот, — Кен погрузил мою здоровую руку под воду, и кончики моих пальцев нашли твердую поверхность чешуи Черной Жемчужины.
— Теперь, — я ткнула его локтем в живот, выпустив вспышку энергии из сна и гнева, — держись от меня подальше.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Он с приятным стуком упал на влажную траву. Жаль, я не видела его лицо. Но, если я использую фрагмент Эношимы, мне не нужны были прикосновения Иных.
— Я это заслужил, — тихо сказал Кен с земли. — У меня была миссия, а ты была там, огненная и сильная. Я не смог удержаться.
Я фыркнула.
— Но я слишком сильно полагался на твою силу и твое сердце. Я… все сломал между нами, — шорох. Кен зло выдохнул. — Ты снова потеряла зрение?
Я кивнула.
— Глаза цвета эспрессо уже не сработают, — не было времени на колкости. — Это ради Черной Жемчужины. Она пострадала. Это нужно прекратить.
Больше шороха, вздох.
— Как хочешь.
Я игнорировала боль Кена, опустилась на пятки на траву и опустила веки.
«Ладно, пора закончить с этим».
Я заставила мозг представить кисть для каллиграфии в чернилах, и я уверенно рисовала на рисовой бумаге начало кандзи, которым училась в японской школе в Портлэнде по субботам: открытая коробка «дня», три прямые линии «горы», извилистые параллели «реки». Этим упражнением я прогоняла из сознания фрагменты других людей, а теперь этим отгоняла кедры Кена, Хэйлунцзян и удушающую тьму.
«Иди к маме, маленький фрагмент», — и он появился — струйка фрагмента Эношимы были на дне моего разума, скрытая от рева силы Иных. Я рисовала кандзи дальше, сосредоточившись, используя чернила, чтобы вырезать иероглиф «глаз» в буде снов Юкико, папы и Черной Жемчужины.