— Кен хоть проверил, в порядке ли я?
Запах дезодоранта «Axe» подсказал, что Кваскви близко. Он прижал палец к моей груди над сердцем.
— Что ты делаешь? — сказала Мидори.
— Клянусь, я буду верить в тебя, маленький карп, — сказал неожиданно серьезный Кваскви. — Но я должен уйти.
— Что? Почему ты уходишь? — я в панике потянулась в его сторону здоровой рукой. Он был моей последней связью с Портлэндом, домом.
Он глубоко вдохнул носом.
— Кто-то напал на Иных в Портлэнде. Они осмелели, пока я был в Токио. Элиза написала мне, что на Дзунукву напали.
Я представила ледяную старуху с ее хиппи-юбкой и зубами, блестящими на солнце как зеркала. Она пыталась навредить мне, но она была из народа Кваскви. Он защищал своих. Решимость в его голосе показывала, что тут был сильный защитник, которого я видела только в Портлэнде, где он был готов на жестокость ради своего народа. Кваскви постучал меня по груди.
— Насчет твоего долга. Ты должна вернуться в Портлэнд в течение двух недель.
— Не стоит такое обещать. Еще многое нужно сделать, — сказала Мидори.
— Обещаю, — просто сказала я. Пауза. Я, наверное, упустила его жест. Я ощутила, как Кваскви отодвинулся. — Мы, американцы, должны держаться вместе. Мы убедимся, что Иные Портлэнда в безопасности, — громко сказала я.
— Помни, кто ты, маленький карп. Помни, с кем ты связана, — ответил он.
Кваскви считал меня одной из его народа Портлэнда. И я поняла, что так и было. В моей груди появилось тепло.
Кваскви заговорил издалека:
— Ты тоже придешь? — его голос дрожал, и это было не похоже на моего друга. Я напряглась. То, что случилось с Дзунуквой, сильно ранило Кваскви.
— С кем он говорит?
— С Пон-сумой, — прошептала Мидори.
Долгая пауза, Мидори охнула.
— Что? — сказала я. — Что он делает?
Приглушенный стон, и двое неровно дышали.
— Ах, — сказала Мидори.
— Они… целуются?
— Хм-м, — сказала Мидори. — Вполне.
— Да, — вдруг четко сказал Пон-сума.
— Кваскви пропал за крестом. А теперь синяя сойка летит в небо, направляется к океану на востоке, — сказала Мидори.
Кваскви улетел. Мои глаза пылали, но я, похоже, все выплакала — слез не осталось.
Мидори фыркнула.
— Кавано-сан настаивает, что поедет с твоим отцом.
«Кавано, видимо, все еще считает себя королем».
— Нет уж. Этот лимузин только для баку. Скажите, что меня укачивает и вот-вот стошнит. И что я истеричка. Плевать. Он сюда не сядет.
Дверца лимузина закрылась. Мидори тихо говорила с Кавано снаружи. А потом открылась и закрылась дверца водителя. Я легонько задела руку папы. Приятная тишина. Наедине с папой. Я отклонилась на спинку сидения.
Лимузин поехал. Через пару мгновений с гудением опустился барьер между водителем и пассажирами. Кто был за рулем? Не тот же водитель, который был с Томоэ. Я даже не помнила его внешность. Может, его раздавила Черная Жемчужина. Я решила, что мне все равно. Я устала за всеми следить.
Пока мы ехали к музею по кочкам, я снова и снова пыталась понять, что случилось с Черной Жемчужиной, пустая голова плохо слушалась. Я считала поражения: Юкико мертва, папа в коме из-за отдачи, Кен травмировал ногу, разорванные отношения с Кеном, появление заклятого врага в виде мучителя из Нанкина.
Зато Черная Жемчужина была свободна, ее дух плыл по потокам к Хэйлунцзян и домой. Это ощущалось правильно, маленькое тепло в холодной пустоте во мне.
Я робко коснулась головы папы, погладила его короткие волосы. Он не стонал, лихорадки не было. Он дышал. За это я тоже была благодарна.
— Уже день? На ужин шанс есть? — громко сказала я.
— Нет, Хераи-сан. Уже поздний вечер, — сказал водитель. Я знала этот голос. Кавано.
— Твою мать.
— Прости Мидори-сан. Я настоял. Нам нужно поговорить без внешнего влияния.
«То есть без Тоджо, дышащего с ненавистью мне в шею, и без Мурасэ, настаивающего на том, чтобы я не знала ничего о политике. Давай уже, лягушка».
— Оставьте меня в покое. И моего отца. Мы не входим в вашу империю Тихого океана. Мы тихо вернемся в Портлэнд, и все это будет ваше, — я указала на пустое заднее сидение.
Многострадальный вздох донесся спереди. Лимузин повернул направо, и мы медленно поехали по хрустящему гравию.
— Думаю, я переоценил твою способность влиять на цели Совета.
Я молчала, это уже было ответом.
— Ты полагаешь, конечно, что это из-за того, что ты — хафу, — Кавано посмеивался над собой. — Ты удивишься тому, что дело больше в том, что ты юна и американка? Я не думал, что девушка, выросшая в заносчивых Штатах, устроит такой бардак в Совете.