Принцесса-стюардесса и Кен стояли у двойных стеклянных дверей, ведущих на улицу, они спорили. Когда Кен нас заметил, его лицо изменилось, он улыбнулся и помахал нам. Я замешкалась, желая насладиться видом кандзи, ромадзи, бизнесменов с лапшой, девушек в мохнатых сапогах выше колен и дизайнерских чемоданов на колесах.
«Я в Японии. Это Япония».
— Идем, — сказал Кен, взяв у меня чемодан. Снаружи влажность ударила как мокрое шерстяное одеяло. Черный лимузин стоял на парковке. Кен повел нас и указал, что нам нужно идти назад. Дверь автоматически открылась.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Об этом я и говорил, — сказал Кваскви.
— Мы отправимся к Совету, — сказал Кен, когда Принцесса-стюардесса помахала нам на прощание, и все устроились на двух мягких длинных сидениях, покрытых чем-то, похожим на кружевные скатерти из пластика. Я села рядом с папой, и им двоим пришлось сидеть вместе. Они расставили по-мужски ноги, занимая как можно больше места.
Папа тревожно заерзал. Его губы были сухими, потрескались, порозовели в уголках.
Я повернулась к Кену.
— Мы не можем сначала побывать в гостинице? — в окно было видно зеленые поля, разделенные тропами. Рисовые поля. Современные дома с изогнутыми крышами с черепицей в старом стиле. Я отвернулась от тонированного окна. — Или хотя бы попить?
Кен открыл панель в двери, и стало видно черный стеклянный холодильник.
— Вот.
Я взяла бутылку из его руки. На обертке было написано «I Lohas» возле микана.
— Ты хочешь представить нас Совету в виде того, кто потаскал кот? — сказал Кваскви. Он закинул ногу на ногу и отклонился как миллионер в реалити-шоу. — Я-то хорошо выгляжу, но эти двое? Фу.
Я злилась, но Кваскви был прав. Волосы у нас с папой торчали в стороны, и пахло от нас перелетом.
Двойной маккиато и горячий душ с любимым мятным мылом были необходимы мне, так я прогнала бы серый шум усталости из головы.
— Мне нужно выпить латте, — вздохнула я.
Кен цокнул языком и указал на краники с моей стороны лимузина.
— Лучше отправиться сразу туда, и дело не в опасности Хераи-сана. Члены Совета нервничают из-за его возвращения.
Я открыла панель. Появились стаканы с горой и зелеными листьями в стиле Старбакса. Ледяное латте в лимузине. Я больше не буду ездить на обычных такси. Просто пронзи трубочкой фольгу сверху и… наслаждение. Что еще скрывалось в этом роскошном лимузине?
— Боятся папы?
— Да, — просто сказал папа, приоткрыв глаза. Этот ответ был хуже всех объяснений. Я сжала его руку в рукаве.
— Ты в порядке?
Он слабо кивнул.
— Где Совет? — сказал Кваскви. — Токийская башня? Нет, дворец императора?
Кен возмущенно покачал головой.
— Во дворце живет император. Совет в Ясукуни джинджа.
Кваскви фыркнул.
— Тонко.
— О чем он? — спросила я у Кена.
— Храм Ясукуни основал император Мейдзи для душ погибших на войне.
— Да, включая преступников войны, — сказал Кваскви. Кену стало не по себе. Кваскви игнорировал его. — И премьер-министр каждый год отдает почести мертвым. Это вызывает проблемы с Кореей и Китаем.
— Те, кто поддерживают становление Японии страной без армии, считают, что ежегодный визит туда — плохой вкус, — сказал Кен. Официальные фразы были его защитной реакцией. Кваскви бросал ему вызов.
Кваскви фыркнул.
— Да. Выжившие в Маньчжоу и Нанкине точно нервничают.
— Там почитают всех погибших на войне, — прохрипел папа, — не только преступников.
Кваскви сел прямее, забыл об игре в лень, глядя на папу. Никто из нас не привык к тому, что папа участвовал в разговоре, но это была его страна. Его история.
— Папа, — сказала я. — Ты пришел в себя? Ты знаешь, что мы едем в храм Ясукуни к Совету?
— Да, — тихо сказал на японском. — Но на меня нельзя полагаться. Давление в голове… скоро будет слишком сильным.
Лимузин почти полз. Мы покинули рисовые поля и попали на окраину Токио. Мимо пролетали рекламные щиты с английскими буквами, кандзи и хираганой, с яркими картинками. Бетонные здания, сжатые бок о бок со зданиями замысловатого строения — то была церковь или отель любви? — словно хотели поглотить потоки пешеходов и велосипедистов.
Кен кашлянул.
— Я представлю вас Совету.
— Еще чего, — сказал Кваскви. — Я сам могу себя представить.
Они хмуро переглянулись.
— Нужно придерживаться формальностей. Это Совет. Туда нельзя ворваться и выпустить синих соек.