— Моя сойка спасла твой зад в Нарите.
— Совет уже видит в тебе опасность. Наглый. Не цивилизованный. Если хочешь…
— Я наглый, — отклонился Кваскви. Напряжение чуть угасло. — Это часть моего очарования, да, Кои?
«Меня в это зачем втягивать?» — эта фальшивая дружба должна была привести меня к столкновению иностранца против японского.
— Они прогонят тебя, если решат, что ты не уважаешь силу и традиции Иных, — возразил Кен.
— Они уже нас не воспринимают. И если послушно прийти туда на поводу у Вестника, лучше не станет, — Кваскви посмотрел на меня. — Американцы никогда не были тихими и послушными.
Папа тихо фыркнул. Лимузин поехал быстрее, а у меня кружилась голова, несмотря на латте. Мне было плохо. Когда мы доедем до храма? И успею ли я причесаться или побывать в туалете перед встречей с Советом?
— Если ты будешь с Вестником, они поймут, что тебя не нужно бояться, — сказал Кен.
Папа с тревогой нахмурился.
— Но они должны бояться нас, меня, — сказал он. — Они не могут так продолжать, — он замолчал, едва дыша, словно в лимузине кончился воздух. Или словно его захватывал фрагмент. — Они не могут. Они… — его глаза закатились, было видно только белки.
— Папа? Папа! — я бросила латте в подставку и схватила его плечи.
— Они не могут держать Черную Жемчужину, — его глаза закрылись. — Они знают, что потому я и иду, — мышцы ослабли под моими ладонями, сила таяла, и папа опустил голову на грудь. Снова Черная Жемчужина?
— Вот и ясность, — сказал Кваскви.
— Ничего, — Кен коснулся моего колена.
— Что значит ничего? Он был в порядке в Портлэнде. Он говорил, сидел, мог жить. Он был тенью себя с тех пор, как мы сели в самолет.
— Но он хотя бы озвучивает загадки, — сказал Кваскви.
Я хмуро посмотрела на него.
— Ты не помогаешь.
Кен быстро зашептал на диалекте Хераи.
— Не обманывайся очарованием. У синей сойки скрытые мотивы.
Я прикусила губу, в горле подступила горечь.
— А у тебя нет?
Глаза Кена потемнели, впились в меня, сбивая жалкую защиту, которую я пыталась воздвигнуть с нашей первой встрече в Портлэнде. У меня вдруг стало куда больше тревог, чем одна неловкость.
— Я верю, что тебе и Хераи-сану нужно побывать тут, — сказал он. — Я пытаюсь помочь.
— Пока что помогал только Кваскви, — как только слова прозвучали, я захотела поймать их в кулак и раздавить. Не так. Кен пытался помочь. Я должна была верить в это. Или хватать папу и улетать из Нариты.
«Я верила в это».
Но было поздно, Кваскви улыбался окну, словно победил. А губы Кена стали тонкой линией без крови, лицо закрылось, стало каменным.
Лимузин снова дернулся, останавливаясь по пути через центр. Папа ерзал в псевдосне, глаза двигались под закрытыми веками. Подавляя тошноту от езды, я успокаивала папу, следя, чтобы не задела кожу. Каким бы ни был фрагмент, который он видел, я не хотела его забирать, особенно после того странного сна о реке.
Вечер в Портлэнде. Я проверила сообщения. Десять от Марлин, и они становились все яростнее, она требовала новостей о папе. Словно мне нельзя было его доверить.
«Чего ты бушуешь?» — написала я большим пальцем.
Ответ пришел так быстро, что я вздрогнула на сидении.
«Ты не отвечаешь! Откуда мне знать, что происходит, если ты не пишешь? Мы говорили, как важно не замыкаться».
«Я была в самолете. Уверена, ты держала бы все под контролем даже во сне. Прости, но мне пришлось закрыть глаза на пару секунд. Я стараюсь».
В этот раз была пауза. Многозначительная пауза означала, что Марлин печатала, удаляла и печатала снова. Я вздохнула. Обидно быть сестрой, с которой обращались как с маленькой.
Когда пришло сообщение, там не было тирады, к которой я готовилась.
«В том и проблема. Ты стараешься».
Я отправила в ответ эмоджи с большими глазами и десятком знаков вопроса.
Ее ответ пришел медленно.
«Странно не быть нужной. Мне вдруг стало сложно держаться».
Я потерла глаза.
«Радуйся, что не нужно нянчиться со мной и папой. Расширь базу клиентов. Проводи свободно выходные с друзьями, а не за сериалами Марвел со своей старшей сестрой-одиночкой».
В этот раз ответ пришел в ее недовольном стиле.
«Но мне нравится Джессика Джонс. Люк Кейдж — красавец».
Мои глаза подозрительно намокли. Я кашлянула, убирая эмоции из горла. Кен посмотрел на меня с тревогой.
«Ты помогала мне в старшей школе и колледже. С тобой мне было не так одиноко».
«Как все стало плохо», — она добавила злой эмоджи.