Сны чужие

- Чего-то недостает моему празднику, - хорл спрятал за ворчливым тоном гложущие его сомнения. - Не споешь ли нам, почтенный лантар?

- И верно! - откликнулись на вопрос Грид-одра сразу несколько гостей. - Спой, уважаемый! Порадуй сердце, достойный Вашал-Шра! Витару, витару нам всем!…

Управляющий поднял руку и как тень возникший рядом слуга с поклоном подал ему тимбар. Вашал взял инструмент, с нежностью во взоре провел пальцами по полированному дереву. Гости притихли, переглядываясь в ожидании. Слава о лантаре хорла гуляла по всей Долине. Говорили, что он может одним перебором струн вызвать печаль или радость в любом, даже самом черством сердце.

- Что же мне спеть? Чем удивить достойных гостей и тебя, георт?

- "Витару о Битве у Сарш-Хаурд", - предложил гард-гьердский акихар Шербаз, могучий барск с вечно угрюмым лицом, изувеченным двумя косыми шрамами.

- "Вечер свеж", - возразил воину молодой еще фэйюр из знатного кальирского рода, имени которого Вашал к своему стыду вспомнить никак не мог.

- "Река времени", - неожиданно для всех произнес один из обычно молчаливых нолк-ланов, воспитатель хальгира, знаменитый не менее самого лантара. - Если, конечно, достойному Вашал-Шра известно сие вдохновенное творение Дка-Ненко.

Управляющий вежливо кивнул нолк-лану, мол "да, отлично известно". Но играть не спешил, ждал пока гости придут к единому выбору. Кьес-Ко понял, коротко поклонился в ответ и больше ничего к своей просьбе не добавил.

- "Развеселая таверна", - выкрикнул кто-то с дальнего конца стола, вызвав сдержанный смешок у всех присутствующих. Гость, видать, успел осушить не одну чашу хмельного, раз осмелился на подобное предложение. Особенно после просьбы нолк-лана. "Таверна" была вещицей весьма легкомысленного содержания и певали ее чаще именно что на постоялых дворах и в тавернах.

- Повеселились мы нынче довольно, - сказал Грид-одр, гася усмешку на лице. - Душа просит иного, почтенный Вашал-Шра. Исполни-ка нам одну из своих собственных витар. Скажем, ту, что ты нам пел на празднестве в Реска-Рэх, год назад.

- "Витару о товарище"? - Вашал удивленно приподнял левую бровь.

- Да, ее.

Гости одобрительно загудели, поскольку упомянутую хорлом витару слышали немногие, а о мастерстве управляющего Вирт-Хорл не зря ходили легенды.

Вашал с сомнением покачал головой, полагая исполнение этой песни делом несвоевременным. Спорить, однако, не стал. Настроение правителя было ему понятно и лантару сейчас оставалось лишь плыть по течению.

Рука управляющего легко скользнула по струнам и тимбар послушно откликнулся на прикосновения умелых пальцев. Мелодия поплыла под сводами гостевого зала и, кажется, даже огонь в камине поутих, вслушиваясь в наполненные силой и печалью звуки. Все вокруг затихло, время остановилось и повернуло вспять…

…отхлынуло на пятьдесят девять лет назад, к все еще памятным для многих событиям, когда восемьсот нермов из Бараш-Рух, слишком глубоко ушедших в своем рейде за Большую Брешь, наткнулись на крупный пограничный разъезд сэй-горов. Трое суток командовавший нермами урбал-кортэг Браар умело уходил от преследования, пока сэй-горам не удалось прижать небольшой отряд к болоту. Бежать было больше некуда, но Браар и его фэйюры сдаться отказались и приняли бой с более чем тремя тысячами отборных спир-хэдов "порубежников". К тому времени запас стрел у нермов, по праву считавшихся лучшими в Долине лучниками, практически иссяк и это предрешило исход маленького, но очень кровопролитного сражения, продолжавшегося почти сутки…

Вашал-Шра запел…

Мы в поход уходили, бросая уют,
Наших жен и детей за спиной оставляя.
Шли туда, где военные тонры поют,
Где в сражениях жизни на доблесть меняют.

Мы за нашим кортэгом пол-Арка прошли,
Мы до самой границы противника гнали.
И по дому тоску мы с собою несли
И друзей хоронили, и близких теряли.

Равных не было нам в этом ратном труде.
Мы всегда выходили живыми из боя.
Не был он одинок во внезапной беде,
В редком счастье нас тоже всегда было двое.

Нас за братьев, случалось, чужак принимал,
Я в бою прикрывал его крепкую спину,
Он в обиду меня никому не давал,
Я стоял за него, как за кровного сына.

Лишь единожды в этот злосчастный поход
Нам военное счастье, шутя, изменило.
Мы искали тогда сквозь болото проход,
Но отвага, увы, не всегда ломит силу.

Это лучшие были сэй-горов бойцы,
Да и вчетверо их против наших поболе.
Но не дрогнули схваток горячих певцы,
И под Миррой сошлись мы на маленьком поле.

Мы устали в боях, и давно уж клинки
Не имели зазубринам точного счета.
Мало стрел - бесполезными стали стрелки.
Нелегка ты, последняя наша работа.

- Строй сомкнуть! Мы из копий поставим заслон! -
Прокричал наш кортэг, и от этого крика
Прокатился тревожный мечей перезвон
А потом стало вдруг удивительно тихо.

Вмиг обоим родительский вспомнился кров,
Трудно биться, когда перед взором чужбина.
Не прощались, ведь было уже не до слов -
К нам по полю живая катилась лавина.

Враг навстречу летел, мы стояли стеной,
Глядя мчащейся смерти в глаза, вероятно,
И ломило в висках и хотелось домой,
Сердце громко просилось вернуться обратно…

Мы стояли, молчаньем поя пустоту,
Словно им мы хотели лавину стреножить.
Мы так много прошли, кто ж поверит, что путь
Наш так просто на наши могилы помножить?

Вот уже до противника двадцать шагов,
Вот уж виден оскал на лице у сэй-гора,
У того, кто меня разглядел средь врагов
И решил, что его я забуду не скоро.

"Арк!" - рванулся наш клич боевой в облака…
А потом с оглушительным яростным громом,
Сталь как волны вздымая, живая река
Захлестнула плотину щитов и шеломов.

Прав был тот, что меня для себя назначал,
Он на память мне добрый подарок оставил.
Я же, чтоб он меня должником не считал,
Его именем первый десяток возглавил…

Этот бой будет жить средь легенд и витар,
Его помнят холмы, и река, и дорога.
Его помнит разбитый, умолкший тимбар,
Но живых летописцев осталось немного.

Мы держались весь день. Было нас восемьсот,
А под вечер стояло лишь восемь десятков.
Но никто из потомков нас не упрекнет,
Что легка для сэй-горов была эта схватка.

- Арк! - хрипел, на копье опираясь, кортэг.
Тем же мы, безголосо, ему отвечали.
Я с трудом поправлял иссеченный доспех,
Мне хотелось упасть, мои руки устали.

Но товарищ мой рядом недвижно стоял
И тянул из щита оперенные жала.
Я смотрел на него и усталость моя
Отступала назад, навсегда исчезала…

Мы не стали прощаться, ведь раньше всегда
Выходили мы оба живыми из схваток.
Утром снова мечами встречали врага,
И в живых нас осталось едва ли с десяток.