Изгнанник замер. Его плащ трепетал и громко хлопал на ветру.
— Ты? — крикнул он. — Из?..
Но мальчуган лишь поднес палец к губам, призвав его к молчанию, а потом сложил ладони чашей и показал ему. Внутри билось маленькое пламя — горело, несмотря на яростные порывы ветра. Горело, как изящная танцующая девушка.
Однажды Король Вагранес провел будущего Изгнанника вниз по тайной лестнице в огромный склеп под Городом Дельты. Там смердело грязью и распадом, и весь мир, казалось, держался на приземистых черных колоннах, широких, как сами горы.
— Пойдем. Я хочу, чтобы ты это увидел, — сказал Король, и сапоги его чавкали по грязи.
Поэт следовал за ним, перекинув плащ на руку, чтобы не измарать края.
Шли они, наверное, много часов, целую вечность шли, как во сне, как в ночном кошмаре. Ибо разве короли ходят куда-нибудь с кем-нибудь в одиночку, если не хотят, вероятно, этого человека убить — из тайного удовольствия или чтобы выполнить некий неведомый обет?
Вот поэт и опасался — вернее, был насмерть перепуган, однако шел за своим властителем, как и было ему велено. И шли они долго, не ощущая ни времени, ни расстояния. Единственный свет лился из руки Короля. Может, он держал в ней свечку. Может, то горела его плоть. Трудно сказать. Сон, который был вовсе не сном, привел их в обширный покой, где длинными рядами стояли каменные саркофаги с мумиями. Вытесанные прежде из камня лица кто-то недавно сбил и заменил новыми. Камень в таких местах сверкал ярче старого. И лицо каждого покойника превратилось в клоунскую маску: длинные и толстые носы, оттянутые книзу глаза, у одного — даже слоновий хобот. И каждый мертвец немо рыдал от невыразимой ярости и отчаяния.
Великий Король объяснил, что самых коварных или могущественных иногда не отправляют в Страну Мертвых на погребальных ладьях, как предписывает древняя традиция. Их не уносит черным потоком в зев Шурат-Гемада, великого крокодила, чья пасть — свод ночи; вместо этого они прибывают сюда. На вечное поселение.
— Но зачем? — осмелился спросить поэт.
— Чтобы я мог их мучить, — ответил Король.
И он повел поэта дальше, мимо бесчисленных саркофагов, и громадные тени трепетали в свете королевской ладони. Наконец они достигли последнего саркофага — он был пуст и распахнут. Лицо на крышке тоже изуродовали совсем недавно, хоть и столь грубо. И лицо это напоминало облик самого Короля сейчас, на самой вершине его могущества.
Король шагнул в саркофаг, скрестил на груди руки, как покойник, и спросил:
— Ну, что скажешь?
— Я не понимаю, о Повелитель Вечной Славы.
— Этот саркофаг предназначен мне. Я могу приходить сюда, когда пожелаю. Ибо разве я не повелитель как царства живых, так и царства мертвых?
Поэт не смог придумать ничего в ответ. Он боялся лишь, что Король, помимо всего прочего, еще и лишился рассудка.
Но Вагранес объяснил лишь — и престранным голосом при том, в котором звучала смесь сарказма и чуть ли не печали, — что привел он сюда поэта лишь для того, чтобы дать пищу его чувствам.
— Я просто хочу, чтобы ты знал. Пусть это вдохновит тебя. Постигни мне тайны.
И Король сомкнул ладони, и огонек погас, и оба они снова оказались в королевских покоях, точно никуда и не выходили.
Лишь плащ будущего поэта в изгнании был весь в грязи, ибо он забыл поддергивать его, и край его долго волочился по земле.
Теперь же, на плато, при лунном свете мальчуган склонился и поставил пламенную девушку на камень. Огонь погас, но тень ее осталась — ее не отбрасывало ничего, но она продолжала танцевать, мигать и кружиться в лишайниках.
Мальчик показал, что Изгнанник должен следить за ней глазами. Совершенно напрасно — как мог он оторвать от нее взгляд?
Изгнанник смотрел и видел: в небесах над ними появились орлы, как будто их выпустила Опрокинутая Ладонь, и силуэты птиц скользили по Луне, отбрасывая на землю гигантские тени. Они тоже танцевали вместе с девушкой. Изгнанник видел, что за множество миновавших эпох ветры изрезали ближайшие скалы странными узорами. Вот скала горбилась вокруг огромного валуна — казалось, там съежилась спящая старуха. Но прямо у него на глазах тень девушки ласково прикоснулась к ней, и старуха проснулась и села, а волосы ее затрепетали на ветру. Каменные волосы.