– Не стой там как истукан, – сказала женщина. – Присядь. Нам предстоит много… Алмазы небесные, в чём дело? – воскликнула она, когда наконец посмотрела на Клэр. Девочка сделала шаг назад. Линзы, вставленные сейчас в оправу очков Терры, были настолько толстыми, что профессор напоминала сову. Она принялась быстро переставлять линзы. Закончив, она негромко присвистнула: – Я ещё никогда не видела такое точное олицетворение страдания. Что, во имя земли и её недр, приключилось с тобой сегодня?
Словно она видела не только лицо Клэр, но и то, что было внутри её головы, самые её мысли. Но тон её голоса был таким по-матерински тёплым, что глаза Клэр немедленно затопили слёзы. Девочка настолько сильно сосредоточилась на том, чтобы не дать им выход, что вместо этого наружу выплеснулся рассказ о том, как она провела день. Как Жеод пытался подшутить над ней; как она не виделась с Софи; как её самосветы так и не засветились, даже разок. И как она думала, что, может…
– Может, что? – внимательно слушала Терра.
– Что, может, у меня нет чудесных способностей, – выложила Клэр как на духу. Она затаила дыхание, гадая, не сделала ли она ошибку. Терра могла позвать противопризрачный караул, и сёстры оказались бы за стенами цитадели, не успев и глазом моргнуть.
– Милая, – произнесла Терра, накрывая ладонь девочки своей. – Чудеса никогда не иссякают. Они всегда присутствуют там, в материи. На самом деле чудесные способности – это умение видеть, умение находить возможности.
Клэр нахмурилась:
– Возможности?
Терра кивнула, её крупные рубиновые серьги качнулись.
– Всё вокруг обладает возможностью превращаться во что-то ещё. Всё содержит в себе тайные стремления и скрытый потенциал. Предметы хранят истории, которыми они жаждут поделиться. Какие именно, мы можем понять с помощью чудес, а затем решить, какую конкретно будем из них извлекать. Твоя сестра упоминала, что ты любишь рисовать, это так?
Озадаченная резким поворотом беседы Клэр кивнула. Девочка ощутила знакомый зуд в кончиках пальцев. Она уже так давно не держала карандаш в руке. Графит, или писчий камень, как его называли в Ардене, был для здешних мест редкостью. Такой редкостью, что даже Ковало и Акила, наиболее прославленные охотники за сокровищами среди всех четырёх гильдий, сказали, что видели за свою жизнь не больше горстки таких. Графитовые шахты закрылись много лет назад. И всё же рисование было одним из её любимых занятий. Клэр медленно опустилась в кресло, обитое розовым бархатом, готовая продолжать слушать.
– Когда ты рисуешь, – продолжила Терра, похлопав по иллюстрации с единорогом, которая лежала на её столе, – какой самый первый след ты оставляешь на листе бумаги?
Не зная точно, к чему Терра пытается её подвести, Клэр пожала плечами:
– Линию, наверное.
– А что ты рисуешь затем? – подсказала ей Терра.
Девочка на секунду задумалась. Вопрос был так прост, что она задумалась, нет ли в нём подвоха.
– Я рисую новые линии.
– Именно, – кивнула профессор. – Линия – это просто линия, до тех пор пока ты, творец, не увидишь потенциал в том, чем она может стать – нижней частью подбородка, боком яблока, изгибом улыбки. – Женщина потянулась к мочке уха и сняла рубиновую серёжку. Украшение звякнуло о стол, когда она положила его перед Клэр. – Прямо сейчас рубин выполняет простую просьбу отражать свет вокруг себя. Но когда-то эти камни, плавясь в сердце земли, создавали свет сами. Полируя рубин, ты помогаешь ему вспомнить, как он когда-то испускал собственное сияние и как он может сделать это снова. Вперёд же. Попробуй.
Клэр медленно подняла самоцвет. Взяв из рук Терры платок, она принялась протирать им камень. Ничего не произошло.
– Вспомни свои ощущения, когда ты рисуешь, – вкрадчивым голосом произнесла Терра. – Ты следуешь за линией писчего камня, высвобождая из неё образ. Здесь же ты следуешь за искрой света, побуждая её вырваться на волю.
Клэр хотела было заметить, что полировка – это не то же самое, что рисование, но Терра лишь сочла бы это отговоркой. Поэтому она сосредоточилась на крошечной искорке рубина. Закрыв глаза, девочка постаралась представить непроглядную темноту, в которой был рождён этот камень. Весь жар мира, крепко обнимавший его. Сжимавший снова и снова до тех пор, пока не потряс его молекулярные структуры, заставив их сгибаться, вибрировать, гудеть и плавиться… Что-то вспышкой пронеслось перед темнотой её закрытых век, и Клэр распахнула глаза.
Рубин мерцал у неё на ладони.
Его сияние было слабым, немногим ярче включённой днём праздничной гирлянды. Но оно было. Она убедила рубин замерцать. Она сотворила чудо.