— Не нужно бояться меня, мой мальчик… — шепнула, уловив знакомый и незнакомый одновременно взгляд, лишенная лица тень, осторожно, демонстрируя безоружные обнаженные ладони, тянущая к певчему соловью грубую когтистую руку. — Я здесь совсем не для того, чтобы обидеть тебя.
— Я… не… боюсь… тебя… — нинасколько не задумавшись, молвил в ответ юноша, и Дьявол, мягко заглянувший ему в душу, узнал: он не притворялся, не лгал. Светлая детская сущность, залитая трепещущим белым светом, действительно не ведала страха пред ним. Более того, умываясь высушенными росистыми слезами, она тлела честной жалостью, скорбью и незаслуженным состраданием. — Тебе… больно?..
Дьявол почувствовал, как несуществующего его рта коснулась странная, но сладкая улыбка.
— Нет. Нет… Мне не больно. Я просто умираю, малыш, — тихо отозвался он, притрагиваясь кончиками когтей к нежной коже измученного лика, и по щекам удивительного ребенка, раскрываясь бутонами диких роз, словно бы сами собой заскользили слезы: такие же красные слезы, как и дух растворяющегося старого Дьявола. — Не плачь обо мне, маленький несмышленый птенчик… — Руки, пока еще способные послужить, обхватили не сопротивляющегося юношу, отняли от земли, прижали к еле-еле осязаемой груди, растлевающейся пожирающим небытием. — Сейчас тебе должно сделать кое-что поважнее, чем сокрушаться о том, кто едва ли того стоит. Ты уж прости, что возлагаю это на тебя…
Юноша слабо, но отрицательно качнул головой. Полуживые его руки, с усилием подтянувшись, оплелись вокруг шеи огненного духа, цепляясь пальцами за клочья потрескивающих языками да искрами волосьев.
— Твой друг, как бы ни мстилось обратного, ждет тебя… — прокаркал древлий Дьявол, согревая пламенем преисподней озябшее хрупкое тельце в своих когтях.
Тай, чьи щеки продолжали покрывать дорожки не остывающих алых слез, покорно кивнул.
Дьявол, теснее прижав к себе светящегося изнутри ребенка, взмахнул гаснущими крыльями и, обернувшись потоком обезличенного красного ветра, помчал того к одержимому новообращенному зверю, чей рёв сотрясал и сотрясал рушащийся камнями да надеждами черный дворец.
🐾
Красный Дьявол, сжавшись до размеров едва видимой тени, гонимой по подземельным хребтам завывающим сквозняком, с непривычной бережностью опустил светящегося душой юношу на ноги, верным стражем оставаясь парить за его спиной. Руки, оснащенные когтями, аккуратно поддерживали ослабшее тельце, едва то обессиленно оступалось, готовое вот-вот упасть.
Тай, застывший посреди смутно знакомого круглого зала в пригвоздившей растерянности, не понимал.
Глаза его уперто отказывались видеть, не желали видеть, не желали совсем ничего знать! Сердце, слабо-слабо отдающееся в висках удрученным стуком, пугливо соскальзывало в подкостную пропасть.
Пол, стены, потолок — всё это оказалось в глубоких дырах, трещинах, провалах, выбоинах. Страшная огненная лава, прошившая почву извивающимися кипящими жилами, ветвилась возле самых ног, поднимаясь шипящими испарениями да ошпаряя испепеляющим жаром. В красно-черный закоптенелый воздух, напитанный невыносимым духом разогретой серы, ударялись струи полупрозрачного дыма, оседающего копотью на всём, что встречалось на его пути.
Обескураженный и перепуганный погорелый взгляд выхватил перевернутый металлический стол, раздробленные осколки цепей, стекло и железо, а еще — кровь, кровь, нескончаемую повсеместную кровь и ледяной, проникающий в самые потаенные уголки души ужас, сковывающий по отказывающимся подчиняться конечностям.
— Что… случилось…? Что… произошло…? Где… где… Ва… лет…? — губы, в которые влилось немного тепла за то время, пока старый Дьявол дарил юноше окутывающие объятия, назвали, хоть и не хотели того, заветное имя не с радостью, а с болезненной горечью.
Красный, маячивший позади, сильнее стиснул когтистые пальцы на худощавых плечах, собираясь, если вдруг понадобится и что-то пойдет не так, подхватить светлого ребенка да уносить того отсюдова прочь.
— Будь, прошу тебя, осторожен, малыш… — прохрипел он ему на ухо, опаляя холодную кожу остывающим дыханием. — Он здесь.
Тай, чьё сердце резко оборвало свой бег, пропустило два удара, а затем взорвалось какофонией безумного грая, хотел сказать, хотел спросить, хотел уточнить… Но вместо этого, так и не выдавив из передавленного горла ни звука, лишь чутко вскинул голову, пристально и надрывно вглядываясь в черные клубящиеся разводы: там, в вышине, мерцал огонь более черный, чем сама тьма.
— Я… знаю, да… — вот и всё, что только и успел сказать он.
Всё, что только и успел сделать, потому как в следующее мгновение потолок забурлил, вздыбился черной курганной грядой. Своды его сотряслись от топота демонических конских копыт, по стенам пробежало буранной волной оглушительное визгливое ржание, сотни красных зрачков вспороли застоявшуюся живую мглу.
Дьявол, скоротечно подхвативший разбито взирающего юношу под руки, отлетел вместе с ним в сторону, уверенный, что оттуда, сверху, на них летит обезумелая враная тварь…
Но стало слишком, слишком поздно.
С потолка, стоя во главе бесящейся смольной стаи, действительно несся зверь, только вот далеко не Валет: огромный черный конь, сотканный из золы и магмы, доскакал до самого низа, тряхнул желтой кострящейся гривой, разбил костями копыт воздух и, обернувшись трухой да пеплом, просто растаял, забившись ложью в глаза.
Дьявол, неостановимо теряющий последние остатки сил, в беспамятстве заозирался округ, забил истончающимися крыльями, пытаясь оторвать от земли и укрыть собой тающего светлого мальчика, но воле его не дано было сбыться.
Мощная когтистая лапища, выбившаяся из-под пола и пол же разорвавшая, поднявшая ударивший твердыми брызгами фонтан раскрошенных камней, ухватилась за тонкую хрупкую ногу, переламывая одним прикосновением все косточки, все хрящи, раздирая плоть, пуская кровь и ошметки спрессованного мяса…
Тай, ошалевший, забившийся, впавший в предсмертную косулью панику, вскинувшийся всем своим слабым измотанным существом, остервенело закричал.
Дьявол, чьих иссякших потуг не хватило ни на один ничтожный взмах крыла, не сумел ничем помочь ему, сорванным озимым листком падая наземь. С жалобными завывающими стонами смотрел он, как вторая проклятая лапа, разбивая остатки камней, вцепилась юноше во вторую ногу, опять и опять ломая кости да раздирая несчастную плоть.
Черный голодный зверь, чудовище из воплотившихся ночных кошмаров, неведомых спящим в безопасных постелях людям, выбрался из-под взрытой земли в тот момент, когда мальчика, согнувшегося пополам, вырвало горячей лужей темной-темной крови.
Перехватив одной рукой тонкое горлышко, Валет, Валетом быть переставший, швырнул глухо вскрикнувшего Тая о стену, в тот же миг нагоняя его, впечатывая в каменную кладь с тугим и тупым прошибающим ударом…
Лишь в течение одного беспомощного умирающего всхлипа Тай смог смотреть в черные-черные опустевшие белки убивающей бестии, переполненной злобой, жестокостью и тоской. Рука его, отказывающаяся слушаться, попыталась протянуться к чужой щеке, коснуться, стереть дорожку из липких гуталиновых слез…
Затем же зверь, взвыв тысячей призрачных волков, с силой сомкнул пальцы.
Хрустнули легко поддавшиеся соловьиные кости, прорвались и лопнули артерии, из приоткрытых губ, брызнув пробитой запрудой, заструилась вырвавшимся на волю ручьем кровь…
Тай, издав полный детской удивленности всхлип, безжизненно обмяк в руках своего возлюбленного убийцы.
========== Сон семнадцатый. Плач ангела ==========
Черный зверь, пожравший душу Валета, долго-долго смотрел на неподвижного юношу, умершего в его руках.
Остекленевшие глаза оставались открытыми, сердце больше не трепыхалось в узкой ребристой грудине; хрупкая пичуга, сложив слабые крылышки, оставалась покорно лежать в его объятиях, не крича, не вырываясь, не проталкивая сквозь незримый клювик ни слова должной бурлить в застывшей плоти ненависти. Кровь — не черная, как у него, а странно-алая, другая — капля за каплей спадала зверю на шкуру, обжигая безымянной, но лютой болью.