— Да какая из меня княгиня? Окститесь, ваша светлость! — вырвала я руку, которую юноша незаметно в свои ладони загрёб. — Хоть и говорите вы складно, но не поведусь я на речи такие сладкие. За подарок свой благодарность получите мою безмерную, но о женитьбе и помышлять забудьте. Рано мне ещё о замужестве думать. К тому же, хоть и знаю я, кто ваш батюшка, о вас слыхом не слыхивала.
То не совсем правда была. Много разговоров о брате Мирдара ходило. Что силён он и ловок, и в охоте хорош, и мечом владеет не хуже брата старшего. В свои семнадцать лет Османт уже имел свою небольшую дружину, и дважды ездил к границе — подавлять бунты племён местных. В общении княжич пусть и бывал иногда резок и не слишком обходителен, да все ум его и образованность признавали. Что же невест касаемо, как по слухам чуть ли не каждая девица столичная с княжичем обручалась. Ничего в том не было удивительного: каждый в Сартии, да и за пределами её, за честь считал породниться с Мирдаром, а потому любой взгляд, любое слово тут же порождало домыслы. Да только ни к кому молодой Родимович не был привязан.
Не стал юноша спорить. Улыбнулся загадочно и молвил:
— Вижу, решительная ты, Юлана Касьяновна. Ничего против того не имею. Скоро мне уезжать, и не знаю, когда мы вновь свидимся. Не держи на меня зла, красавица. Не хотел я гордость твою задеть, не хотел обидеть ничем. Прошу только — колокольчик не выбрасывай, сохрани до приезда моего. А я же обещаю, что больше против твоего желания ничего делать не стану. Пойдём, Юлана, раз привёл тебя к колокольнику, так и обратно проводить обязан.
Не помню, о чём мы говорили на обратном пути. Может, и вовсе — молча шли. Но каждый шаг давался всё труднее. Украдкой смотрела я на Османта. Лицо его оставалось подобно камню, и только в глазах сияло солнце закатное, и казалось — сами по себе они светятся. Колокольчик я так и несла в руке, ощущая, как тот от тепла нагревается. Так и сердце моё постепенно оттаивало. Если бы не идущие за нами конвоиры, не дающие ни на мгновение забыть о том, кто таков Османт, я уже тогда решение своё переменила. Но мысль, что передо мной не просто юнец влюблённый, а брат княжеский, от такой неосторожности останавливало.
Он, действительно, уехал. Утром толпа собралась провожать Османта. Путь ему предстоял в соседнее княжество в качестве сартийского посла. И сама не ведая по какой причине, стоя среди своих подруг, вдруг вынула я платок и принялась им махать. Не знаю, различил ли он меня среди других горожан, но я с той поры больше никого перед собой не видела.
Заговор-наговор (Третье-четвёртое)
Ведун приехал в столицу в середине весны, но шептаться о нём начали ближе к лету. Кто-то ходил к нему по делу, но большинство наведывалось из любопытства. Поговаривали, что сам Мирдар предлагал чужаку занять один из пустующих домов, но тот отказался, предпочтя обосноваться подальше — в небольшом шалаше за границей столицы. Своими руками, без чьей-либо помощи, соорудил ведун низенькую хатку, покрыл её соломой и мхом, а неподалёку даже колодец вырыл.
Раз в неделю выбирался он в город за разными товарами, и вскоре каждая бабка, торгующая сметаной и яйцами, маслом и ягодами, считала своим долгом накормить колдуна пришлого. Даже примета такая появилась: у которой торговки чужак купит еды, та всю неделю горя знать не будет. Мужички над бабками-то посмеивались, а сами втихую старались ведуна по-всякому задобрить. Ни одного слова дурного ему в глаза не сказали, хоть за глаза и болтали всякое. И что питается он человечинкой, от того и дар приобрёл свой колдовской. И что держит он у себя в плену лесную повелительницу, которая за него всё делает. Некоторые даже шептались, что никакой он и не ведун вовсе, а самый обычный мошенник. Но стоило чужаку объявиться на улице, как смолкали все разговоры, и каждый немедленно находил для него оправдание.
Я старалась не слушать ни тех, кто с обожанием рассказывал о чародее, ни тех, кто тайком крутил при нём фиги от сглаза. А увидала я его впервые, когда батюшка в день воскресный послал меня за молоком. Сами мы ни коровы, ни козы не держали, только нескольких курочек. Перед одной торговкой собралась целая толпа, но почему-то никто не спешил ни расплачиваться, ни брать разложенное на прилавке мясо.
— Чего это они? — вслух спросила я, на ответ не надеясь.
— Да на ведуна глазеют, — ответил мне какой-то прохожий.