— Лети, ворон — посланник всех погибших в той долгой войне. Найди ворон того, кто достоин стать мужем горной принцессе, — и, взмахнув руками, выпустил птицу.
Как ветхий старик, сипло каркая, ворон совершил единственный круг над трибунами, и тут силы оставили птицу. Куском мела она устремилась вниз, но в последний момент словно одумалась, замахала крыльями и спикировала на плечо… Бранславу.
— Встань, юноша, — в жреческом голосе появились величие и шепелявость. — Встань и выйди сюда. Господа, вот он — достойный муж для дочери горного властелина.
Йовилль (фрагмент 4)
Тронный зал, где согласно преданию, состоялась первая встреча злого короля гор с беловласым Гайселлем, заполнялся богато одетым народом. Со всех сторон страны съезжались высокопоставленные гости, и огромный дворец сотрясался от гула их голосов и топота ног. Стоящий перед алтарём жених чувствовал себя подобно той самой чёрной овце, которую, согласно уже другой легенде, пришлось заколоть старому горцу, чтобы спасти свою деревню, когда в неё пришли три напасти. Первая из них была градом, вторая звалась хладом, а третья представилась скромно — Объедатель костей. И хоть сейчас стояла отличная погода, и по дороге сюда Бранслав не видел ни одного больного или малокровного, но принесение жертвы должно было состояться.
Вчера его познакомили с принцессой Йовилль. Девица эта шестнадцати лет оказалась прелестна, как рассвет и совершенно неуправляема. Сопровождавшая принцессу нянька постоянно одёргивала свою воспитанницу, но та не думала замолкать не на секунду. Словно они находились не во дворце, а на ярмарке, а Бранслав был лошадью, принцесса обошла его кругом, едва ли пальцем в грудь не потыкала и, наконец, вынесла вердикт: «Симпатичный. Годится». Король, присутствующий там же, явно привык к закидонам доченьки. Только тень прошла по его лицу, и больше ни жестом, ни словом он не выразил своего неудовольствия её поведением. Жениху же ничего не оставалось, как церемонно поклониться и чмокнуть изящную ручку, одетую в тонкую перчатку.
После официальной церемонии представления состоялся торжественный пир. На нём-то будущий муж венценосной особы окончательно убедился в том, что лучше бы он провалил тот поединок с первым мечником гор. Жадность сгубила графского сына, польстился он на тысячу монет, а, в итоге, ему самому придётся расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Йовилль была хуже всех трёх напастей вместе взятых. С детства в её распоряжении были лучшие учителя. Девочка с утра до вечера занималась счётом, письмом, обучалась вышивке по шерсти и шёлку, прядением и ткачеством, в общем, всему тому, чему положено заниматься девице её положения. Она неплохо рисовала, владела игре на свирели (Услышав об этом, графский сын свирепо икнул; он уже слышать не мог ничего о музыке, музыкальных инструментах и прочем в том же ключе), и даже сносно кашеварила.
Но хозяйственные заботы мало волновали Йовилль. В десять неполных лет девочка увидела, как дерутся её старшие братья, и стала изводить отца: хочу также. И сколько бы тот не втолковывал, мол, не женское это дело — на мечах биться, проще было сравнять с землёй священную гору Фиастру, чем переубедить принцессу. Вздохнув и пробормотав что-то вроде: «Вот была бы жива твоя мать…», — король позвал к себе всех министров и стал просить у них совета, как поступить со взбалмошной девчонкой. Седьмой сказал:
— Ни в коем случае, женщина не должна равняться мужу.
Шестой подхватил:
— Нет, нет, ваше величество! Это опасно! Принцесса может пораниться. Кому будет нужна, скажем, кривая на один глаз жена? Или жена, у которой одна рука плетью висит?
Четыре других министра согласно закивали. Они тоже считали, что принцесса не должна учиться столь неподходящим слабому полу вещам. И тогда король обратился к своему фавориту — второму министру, потому как тот всё совещание молчал и лениво обозревал двор из открытого окна. Королю и самому не нравилось сидеть в душном зале совещаний, когда снаружи бушевало такое замечательное лето. Ему хотелось вскочить на коня и умчаться на поиски какой-нибудь дичи. Или, на худой конец, просто побродить по окрестностям.
Все эти капризы принцессы навевали на короля нестерпимое желание вынести из родового склепа труп жены и как-нибудь над ним надругаться. Говорят, в этом случае перед ним явился бы её разгневанный дух, ищущий отмщения. Вот тогда бы они поговорили, кто кому, действительно, должен. Король любил свою супругу, но, когда Йовилль начинала себя так вести и требовать чего-то невозможного, он начинал злиться не только на дочь, но и на её мать.