— Постараюсь, — одними губами прошептал Леон и принялся сноровисто бегать пальцами по своим дорогим кнопочкам.
Его движения были быстры и отточены, но Фредрик заметил, как часто-часто сглатывает инженер. В УЗЭ-отсеке на несколько секунд повисла тишина, а потом с удвоенной громкостью раздались какие-то восклицания. Наречие незнакомца было слишком древним, чтобы разобрать все слова, но кое-что Леон понял: «Не надо было… не надо…» — прерываемые сиплым кашлем. Как если бы у говорившего была последняя стадия болезни лёгких. Так, во всяком случае, подумал Густас. И только капитан знал правду. Знал, что дело не в какой-нибудь микроскопической заразе, а в торчащем из груди клинке. Знал, что невидимка вот-вот замолчит, но тот отчего-то продолжал повторять: «Прости меня… Спасайся».
— Выключи. Выключи, немедленно! — От резкого вскрика Густас подскочил на месте и дёрнул регулировку громкости, выводя ту на максимум. Потом тут же исправился, навсегда заглушая просьбы умирающего.
— Мне записать? — всё же осмелился спросить он, но ответа не получил.
Лайтнед арбалетным болтом вылетел из УЗЭ-отсека, перевернув стул и чуть не запнувшись о лежащий на полу кабель. Инженер никогда не видел у своего начальника такого выражения на лице: смесь животного ужаса и… вины?
Кое-как устранив учинённый им беспорядок, Густас подошёл к небольшому шкафчику. Внутри, на обитых мягкой тканью поддонах покоились, похожие на драгоценные камни, полимерные кристаллы для записи. Один такой кристалл стоил примерно столько же, сколько небольшой дом с участком, а потому ключи от шкафчика были только у трёх человек на «Элоизе»: профессора Юсфена, Лайтнеда и самого главного инженера.
Каждый кристалл был размером не больше глазного яблока человека. Гладкая поверхность со множеством граней ярко сверкала в свете ламп, но внутри словно заточили разноцветный туман. Каждый кусочек полимера мог хранить до нескольких тысяч инфометров — особых единиц информации. Вся она была записана с помощью последовательности различных соединений живника и песочника. И хотя давно появились приборы, способные как записывать, так и воспроизводить различные визуальные образы, в основном кристаллы использовали для улавливания звуковых волн. Пока устройство было чистым, «туман» внутри него распределялся равномерно. Но по мере того, как всё большее количество информации будет закодировано, начнёт проглядывать определённый рисунок из тонких-тонких серебристых ниточек. Никто не мог до сих пор сказать, по какому принципу тот выстраивается. То ли дело в частоте захватываемого сигнала, то ли в определённых амплитудных колебаниях самих записываемых звуков, но, так или иначе, а узор никогда не повторялся.
Густас осторожно вынул ближайший к себе чистый кристалл. Для этого пришлось надеть перчатки. Любое загрязнение или царапина могли не только испортить запись, но и сделать кристалл совершенно непригодным для оной. Теперь инженеру предстояло опустить устройство в специальный ящичек, залитый прозрачной вязкой жидкостью и подсоединить несколько проводов.
Поистине великое открытие человечества — электричество! Где бы они сейчас были, если бы полтора века назад Перл Даурсен не решился сунуть две металлические пластинки в солёную воду? Если бы его ученик с глупой фамилией Инсвед, что переводилась не иначе как «бездельник», не отринул наследие своих ленивых предков и не посвятил тридцать лет жизни, экспериментируя с различными проводниками и катушками? Сложно представить, но люди в ту пору верили, что электричество — это дар злых духов, что это какая-то магия. Но вот они летят в бесконечном ледяном пространстве, Элпис осталась далеко позади, а всё благодаря так называемым «шарлатанским трюкам» и «дедушкиным преданьям».
Прогресс не стоял на месте. Прогресс, как тринадцатилетний подросток, рос с невероятной быстротой, так что бедные родители едва успевали расшивать манжеты и подола его детского костюма. Учёные мужи сами не поспевали за всеми открытиями, пытаясь сосредоточить своё внимание лишь на определённых, узко ограниченных областях.
Прикрыв ящик стеклянной крышкой, Леон пустил внутрь ток. Жидкость помутнела, словно мгновенно закипевшая вода. Главное не торопиться и не записать ничего лишнего. К счастью для инженера, помех стало намного меньше, а голос в наушниках только креп. Беспомощное «спасайся…» смолкло и повторилось опять. Снова и снова, по кругу, пока какая-то женщина ясно и чётко не заорала: «Будь ты проклят!» — И как прежде, гневный вопль повторился несколько раз, пока не сменился уже знакомыми булькающими мольбами.