Кулий Мызрер, конечно, не такой болван, как Томеснор. Он добрый, учится прилежно, никого не оскорбляет, и видно, что Карси ему нравится, он уважает ее и дурой точно называть не станет. Если только в шутку.
Когда я говорю с Карси, то стараюсь не показывать то, что бушевало у меня на душе. Мы хорошо общаемся. Можем шутить на разные темы, переписываемся в «НаСвязи», Карси рассказывает о том, какой Кулий чуткий и добрый, говорит, что не знала, за что вообще тогда решила встречаться с Кукорачкиным. Но она никогда не говорила о том, что испытывает по отношению к Кулию. С его стороны была видна привязанность. И мне не хотелось встревать в их отношения, несмотря на то что я чувствовал.
В эту пятницу был сильный снегопад, и я ковылял до школы, по колено в снегу. Коммунальные службы еще не успели его убрать. На мне были старые серые ботинки со шнурками, синяя куртка и синяя шапка. Руки мерзли, ведь перчатки я забыл дома.
Возле школы орудовал дворник. Я сначала не обратил на него внимание, проходя мимо, но он меня окликнул. Я неуверенно подошел к нему, на что этот дядька, лет пятидесяти, в лыжной куртке, сказал:
- Там кто-то щенков выкинул, в коробке два замечательных пёсика. Может, поможешь мне их в приют отвезти?
- Я бы с радостью, но у меня уроки, - мне не хотелось пропускать учебу. Хотя, песики определенно нуждались в помощи.
- Это не займет много времени, - заявил тот и поманил меня рукой за школу.
Я согласился и пошел за ним. Он провел меня по школьной площадке, затем мы приблизились к гаражам.
- Песики там мерзнут, бедные. Их скорее нужно в тепло! — говорил дворник, когда мы заходили за гаражи.
Он был гораздо выше и больше меня, сильнее. Свою лопату он оставил возле школы.
Это так странно, куда мы идем? Вот, очередной гараж, покрытый снегом, но нет никаких собак. Это что, шутка такая?
- Я пойду, урок скоро начнется...
В этот момент мужчина кинулся ко мне, доставая из кармана тряпку. Схватил меня и прижал ее к моему носу. Я пытался вырваться, невольно вдыхая сладковатый запах непонятно-чего, но дядька держал крепко. Ноги подкосились, и началась кружиться голова.
- Вот так! – последнее, что я услышал прежде, чем лишиться сознания.
***
Я пришел в себя, и обнаружил, что лежу на спине, на какой-то длинной твердой кушетке. В помещение был полумрак, я попытался пошевелить руками, но они были закреплены кожаными ремнями. Ноги – тоже. Кто-то уже снял с меня куртку и ботинки, оставив в рубашке и джинсах.
Сердце билось в страхе, пытаясь выскочить из груди. Где я? Что со мной хотят сделать? Повернув голову, я увидел в конце тяжелую дверь. Стены были серые, и на них висели непонятные приборы. Так же тут был шкаф со склянками и стол, на котором что-то лежало. Подвал? Обстановка нагнетала. К горлу подступала паника. Отлично, хоть раз я буду паниковать по определенной причине, а не просто так!
Я хотел было открыть рот, чтобы кого-нибудь позвать, но вовремя сообразил, что стены этого подвала, наверное, толстые, и меня услышит только хозяин этого дома, который, вероятно, и принес меня сюда. А если он придет, то сделает что-нибудь нехорошее.
А он придет. Я снова попытался вырваться. Не получилось.
За дверью послышались шаги, и тяжелая дверь открылась. Появился хозяин этого подвала. Тот самый дворник. Паника становилась все сильнее.
Он почесал свою щетину на подбородке и приблизился ко мне. Я дышал беспокойно. Что он сделает? Будет заживо расчленять? Маньяк!
- Здравствуй, Саймон, ты правильно сделал, что обратился ко мне, - начал он, словно я был его пациентом.
Может, его из поликлиники уволили, и он теперь занимается принудительным лечением?
- Я к вам не обращался! – резко ответил я. Откуда он знает мое имя?
- Это ты так считаешь.
- Что вам надо?
- Освободить тебя, - ответил тот, подходя к столу и что-то там выбирая.
- Тогда отпустите меня, - я смотрел ему в спину. Если он хочет «освободить», то почему решил пленить?
- Ты не готов.
Я театрально ударился затылком о кушетку.
- Но ты не волнуйся, я тебя обработаю, и тогда ты будешь готов. Тогда ты освободишься.
- От чего? – я не понимал, и вся эта ситуация начинала раздражать.
- От чувств, - ответил он, не отворачиваясь от стола. – Они причиняют тебе неудобства, они - балласт. Особенно чувства, которые безответны.
Я молчал, слыша учащенное биение собственного сердца. А об этом он откуда знает?
- Чувства мешают жить, от них нужно избавляться... - он открыл ящик стола и взял в руки какие-то провода.
- Я не буду от них избавляться! – резко перебил я. Не собираюсь переставать что-то чувствовать к Карси.
- Я тебя бонусом еще и от эмоций избавлю, - это звучало, как угроза. – Ты пройдешь через боль, но станешь свободным.
Паника обхватила меня и не хотела отпускать. Он болен! Психически болен!
- Пора вырезать из тебя опухоль чувств, - с этими словами дворник положил провода на стол, взяв в руки что-то маленькое.
Он подошел, его лицо выражало маниакальную увлеченность. У него был шприц с чем-то прозрачным.
- Не бойся, - с этими словами он стал отгибать рукав на моей рубашке, чтобы добраться до вен.
- Отпустите меня! – повторил я. Как странно, когда тебя одновременно переполняют и злость, и страх.
Я ощущал его шершавые пальцы на внутренней стороне своего локтя.
Он воткнул мне под кожу шприц. Длинная острая игла вошла больно, и дворник пытался загнать ее глубже. Затем, он ее вынул.
- Не могу найти вену, - затем попытался снова.
Что-то мне подсказывает, что он вообще никогда раньше не делал уколы.
С пятой попытки, исколов мне всю кожу в том месте, у него наконец вышло. Непонятная жидкость растеклась по венам.
Сильная горячая боль начала подниматься от кончиков пальцев ног и выше. Меньше, чем через минуту, уже нестерпимо болела каждая клеточка моего тела. Казалось, будто под кожей происходят микровзрывы, будто меня сжигают заживо, будто выкручивают конечности, пытаясь их оторвать. Я жмурился, стиснув зубы, чуть не прикусив язык, дергаясь в путах и тяжело дыша.
Возвышаясь надо мной, подобно злобной горгулье, мучитель сказал:
- Ты никому не нужен.
Нет! Они заметят, что я пропал! Наверное, сейчас Карси думает, что я остался дома. Тетя Ира – что задержался после школы. Им еще рано обращаться в полицию, они еще не поняли.
Боль усилилась, я больше не мог сдерживать стоны, на радость похитителю. Мои пальцы сжимались и разжимались. Путы держали крепко. Голова гудела, в глазах темнело.
- Есть антидот, только я тебе его не дам, - мучитель провел по моему вспотевшему лбу своей мозолистой рукой.
- П-пожалуйста! – единственное слово, которое я смог сказать, казалось, будто по венам текло раскаленное железо.
- Через несколько часов пройдет само.
Несколько часов?! Я задыхался от боли и ужаса. Зрачки были расширены. Я не выдержу столько! Еще чуть-чуть, и лишусь сознания от болевого шока.
Может, этот садист решил замучить меня до смерти, а потом выкинуть труп в лесу?..
***
Не знаю, сколько часов уже прошло, боль не отступала, накатывая все новыми волнами. Мои губы уже были синими, а по телу проступал холодный пот, начинало гудеть в ушах. Тело ослабло, оно уже устало биться в агонии. Почему он просто меня не убьет? Почему это не прекращается!
***
Наконец, боль ослабла, принося долгожданное облегчение. Я лежал, осоловело глядя в потолок, обмякнув в своих путах, из глаз у меня текли слезы. Никто не знает, где я. Никто меня не спасет. Хотелось скулить, убежать куда-нибудь, спрятаться, и больше никогда не вылезать из-под одеяла.
Дворник с довольной улыбкой взял со стола какую-то грязную тряпку, затем вернулся и, склонившись надо мной, сунул ее мне в лицо, чтобы вытереть слёзы. Она пахла бензином и машинным маслом.
- О, это только начало! – воскликнул он, словно безумный ученый, чахнущий над экспериментом, и бросил тряпку на пол. – Удалим чувства самыми большими щипцами.