А сомнительное тут было все.
Женщина, широко раскрыв глаза, проводила взглядом удаляющихся всадников, брезгливо подобрала юбки, обогнула кучу тушек и, низко поклонившись немагу, сложила руки в вежливой просьбе.
— Есть ли в вашем караване целитель?
У нее было некрасивое по придворным и магическим канонам, но выразительное, открытое, играющее эмоциями лицо. Сейчас оно дышало надеждой, как совсем недавно полыхало огненной яростью. Насколько она искренна, интересно?
Кехан кивнул все также, не снимая пики с плеча.
— Есть. Вам не повезло?
— Увы, мой муж… если в укусах есть яд, нам очень нужен целитель.
В темных глазах под припухшими веками блестели слезы.
За ее спиной мальчишки и второй мужчина суетились вокруг фургона, разбирая путаницу, получившуюся из брошенных поводьев. Укушенный сидел, привалившись к тканевой стенке фургона и никто ему не помогал.
— Дэрит, — Кехан двинулся вперед, скидывая пику, — перед тем как поджигать, соберите как можно больше зубов, в чистую холстину. Есть?
— Ага, — весело кивнул один из разведчиков, выуживая из-за кожаного пояса сверток. Остальные двое тоже отчего-то заулыбались.
— Как закончите, помогите с фургоном. Встанет в хвост.
Женщина недоуменно нахмурилась, разворачиваясь вслед за Кеханом. А он дошел до фургона, недовольно хмурясь. Под ногами отвратительно чавкало. Вода, кажется прибывает?
— Поскорее! — поторопил он разведчиков и занялся сидящим мужчиной.
Темный плывущий взгляд, мелкая испарина, проступающая на лбу сквозь грязь, бледные губы. Кехан подхватил расслабленную руку — под ногтями скапливалась синева.
— Где укус?
— На ноге, вот, — женщина упала на колени, задирая рваную штанину.
Кехан покачал головой и присел на корточки, касаясь внутренней стороны запястья раненого кончиками пальцев.
— Снимайте повязку, — и когда бинты упали, плеснул на четыре разодранных прокола чистой воды, — и пускайте ему кровь, яд нужно выпустить. До того, как сюда доберется наша целительница, пройдет время.
Алые капли заструились по коже из-под надавливающих пальцев, впитываясь в грязную землю.
Сзади кто-то хлюпнул носом:
— Я не х-хотел, мне просто интересно… было.
Ах, это из тех самых путешественники, из любопытных. Которые ни воры, ни шпионы.
Хлопок подзатыльника и мужской голос:
— Не реви! Работай!
Пару мучительных мгновений спустя кровь потекла сплошным ручейком и отчетливо сменила цвет на более темный.
— Продолжай давить, — сказал Кехан женщине. У той от усилий уже побелели пальцы, а по щекам текли злые слезы. Широкие юбки лежали в грязи вокруг нее безжизненной волной.
Руки перебирали запечатанные флакончики в кармашках на поясе. Что-то очищающее, что-то восполняющее, что-то успокаивающее. Потому что кровь в запястье под пальцами бьется, частит, трепещет, хотя лицо раненого вялое и тело все сильнее оплывает, сползая вниз, на землю.
В деревянную флягу с остатками воды Кехан капнул одну каплю тягучего зелья с ароматом горьких трав, две капли из другого флакона, с сладким сиропом, и добавил еще одну — резко пахнущей настойки. Резким движением взболтал, прижав узкое горлышко.
— Посадите в телегу и поите этим, до целителя дотянет. Кровь… — Кехан тронул алую жидкость, стекающую по ноге, кончиком пальца, слизнул каплю, выискивая горький вкус, но его встретил только обычный железистый, — останавливай потихоньку.
И Кехан отошел к разгорающемуся костру. Вечером предстоит поработать над настоящим противоядием. И в караване, скорее всего, прибавится еще один фургон.
Менгрит сидела на задней скамье фургона, откинув полог, и весело улыбнулась пропустившему их всаднику, встретившись с ним взглядом. Благодаря этому странноватому наемнику со спокойным холодным взглядом и равнодушным лицом все они выжили. Бару дождался целителя Джихан Беру и выжил. За одно это Менгрит будет вечно благодарна. Бару, конечно, проболел почти десять дней, и молодая целительница над ним проводила долгие часы в покачивающемся фургоне, действительно занявшем место в конце длинного каравана. И наемник Кехан просиживал рядом, жонглируя глиняными пиалами над переносной жаровней. В пиалах дымились и булькали едкие, горькие и острые темные смеси, и плавали клыки, выдранные из челюстей тех проклятых болотных ящеров. Потом эти смеси или отдавались кружащим вокруг фургона странно улыбающимся наемникам из Джихан Беру, или выливались на обочину дороги. От остающихся в результате выжженных проплешин шарахались лошади, кёду и мелкие животные. Иногда почва, до которой добирались яды, немного дымилась. Кехан и целительница казались не очень довольны результатами, но на третий день, когда Менгрит отирала почти перестала надеяться, они торжественно выпоили полубессознательному Бару прозрачную, как слеза жидкость. После этого он еще два дня пролежал без сознания, отчаянно потея, а потом открыл глаза.