– Аннигилятор создаст антиполе, в котором нейтрино деструктурирует, – поясняет тот, и Леонард хватается за голову.
– Вы его убить хотите?!
– Говорю же, это – для форс-мажора. Без приказа капитана никто аннигилировать не будет, – но доктора это отнюдь не успокаивает. Мон, похоже, даже не подумал представить на месте Кирка Кинсера – запала в миг бы поубавилось.
Леонард и сам боится представлять, что было бы, если бы Джо… И правильно делает. Потому что вот она – вызывает отца на связь сразу же после его разговора с инженером.
– Пап, привет! Прости, мы ходили в поход – я не брала с собой падды, – Ухура принесла ему сообщение через два часа после того, как связывалась с Землей – Мириам рассказала об университетском турпоходе и о том, что говорила с гидом несколько минут назад – все студенты были в порядке.
И сейчас Джоанна улыбается ему как и прежде. Она быстро загорела в тропиках, кожа на носу слегка шелушится, а на скулах проступили несколько веснушек… Она жива – это главное.
– Как ты? – он вымученно улыбается, убирая стакан из зоны видимости камеры, и сглатывает ком в горле, слушая, как дочь задорно щебечет.
Она рассказывает ему о тропических джунглях, которые недавно восстановили в дельте Амазонки. О гигантских москитах и суперпрочных лианах. О том, как отличить аллигатора от крокодила и как развести костер при помощи трута. О том, что мотыльки бывают размером с ее ладонь, а дождевая вода на самом деле самая вкусная на свете… И он слушает, ощущая, как тяжело его сердце качает кровь. Задает уточняющие вопросы, ворчит на ее отчаянное бесстрашие, которое Джоанна называет «духом авантюризма», перенятым от отца, просит быть осторожнее и соглашается с тем, что Мириам наверняка не особо обрадовалась бы змее в качестве подарка на день рождения. Даже самой безобидной, маленькой и неприхотливой в обращении. Джоанне уже 18, и она не имеет ничего общего с той Джо, что приходила к Леонарду буквально сутки назад.
***
Спок был уверен, что сможет выдержать это, но переоценил свои способности. Как только доктор Маккой прикрепляет электроды, он вдруг понимает, что быть объективным, точным, логичным и беспристрастным прямо сейчас ни за что не сможет. Как бы ни старался. И краткий миг паники заставляет его соврать – да, готов. Но не к тому, чтобы попытаться установить контакт, передав информацию об их миссии, а к тому, чтобы сделать все что угодно, лишь бы этот новый Кирк оставался с ним как можно дольше.
Вместо того, чтобы сосредоточиться на приветствии, пожеланиях мира, процветания и сотрудничества, он думает только о Джиме… Ему стоило успокоиться, очистить сознание и вытащить на поверхность давно подготовленный шаблонный образец сообщения, но в первом же воспоминании вопреки всему был капитан – в красной кадетской форме на сессии по Кобаяши Мару. Спок силится отогнать видение, но вместо этого проваливается глубже, рассматривая его со всех сторон. Джим там еще молод, порывист, горяч. Он – полная противоположность любого вулканца, и это поражает Спока как никогда. Он почти в шоке – даже при том, что уже не первый год встречает людей не по разу на дню. Просто таких, как Джим, еще не было. Таких не видел вообще никто. И он не может не думать о нем, не может оторвать взгляда, не может заставить себя ничего не чувствовать, и прямо сейчас он делает это снова – невольно Солярис увидит то, что уже почерпнул в его сознании, но может быть, теперь он наконец поймет, что капитан значит для Спока и всех остальных. Может быть, поймет, что разумные существа во Вселенной невероятно разнообразны, но и среди них встречаются уникумы. Такие, как Джим или сам Солярис. Такие искренние и лживые, эмоциональные и скрытные, любящие, отважные и готовые защищать все живое даже ценой собственной жизни. Существа, ради которых хочется жить… Те, кто сами становятся смыслом чужого существования.
Поддавшись этому наваждению, он позволяет выплеснуться своей боли и только потом понимает, что натворил. Полная запись всех его мозговых процессов, переведенная в колебания пучка энергии, отправится туда, вниз, в глубины этого необъятного безбрежного живого океана. Полная запись даже подсознательных процессов, – и если нейрофизиологи смогут расшифровать в ней основные мыслительные структуры: будь то решение математических задач, чтение стихов, доклад перед слушателями или зрительные воспоминания чего-то произошедшего, то сможет ли его понять Солярис? Сможет ли понять, что, создав суперкопию из чужой подкорки, он на самом деле расковырял сердце? Заставил то снова метаться, биться в агонии и кровоточить. Что для всех них эти «гости» – как олицетворение невыносимой боли. Что для Спока это – оторванная половина души. Его гнев, его скорбь, его боль. Вакуум и черная дыра с центром тяготения на адмиралтейском кладбище.
И все, чего Спок хочет прямо сейчас – чтобы все это прекратилось. Чтобы Джим на самом деле был жив, а «Энтерпрайз» находился где-нибудь у золотых песков Садра в увольнительной… Он знает, что это невозможно, и это знание наконец снимает мысленный «морок». В последнюю минуту Спок спохватывается и силой заставляет себя помнить не только о Джиме, но и о сообщении для контакта. Перед его закрытыми веками всплывает видение Кирка на орбитальной базе Джу-ну – как тот знакомился с правителем джунийцев и рассказывал им об их миссии и Федерации. Это все, на что хватает вулканца – доктор останавливает запись, отсоединяет провода, и Спок снова врет – да, у него получилось. Пусть не так, как должно, пусть не так, как подобает офицеру Звездного флота, но он смог сказать Солярису все, что думает о его «экспериментах» над ними.
И Спок не боится того, что начнет сомневаться в содеянном или вообще его испугается – он решает быть честным с самим собой и хоть раз пойти до конца. Это – все, что он может сделать для себя, для них всех и для этого Кирка.
И сожалеть он не будет тоже, но пока он мысленно мечется, и Джим, и доктор Маккой, и лейтенант Чехов продолжают бороться в той ситуации, в которую их поставил Солярис. Спок не может не понимать сомнения Кирка в отношении мотивов океана, но от одной только мысли, что им придется сражаться с ним, ему становится дурно. Вот этого он не может допустить ни при каких обстоятельствах. Он не может… Он не сможет снова отпустить Джима. Любовь ли, вина или совесть стали причиной появления «гостей», но это не значит, что они должны защищаться. Дело не в философской, психологической или этической подоплеке этого феномена – в первую очередь они исследуют физические и биологические составляющие, а уж только потом… Нет, он знает, что уговаривает сам себя, что намеренно абстрагируется от травмирующих обстоятельств, что не может позволить себе быть пристрастным, но Джим – вот он, делает вычисления вместе с Павлом, хмурится, что-то бормочет себе под нос, изредка оглядывается на Спока и вымученно улыбается. Джим жив – только это главное. Только этого ему и надо.
***
Над вычислениями они корпят добрых пять часов. И вроде бы в расчетах все сходится, но Павел не может не сомневаться. И страшиться возможной ошибки.
– Я прошу тебя… – Джим собран и сосредоточен, но в его глазах отчетливо видна боль. – Это всего лишь запасной вариант, но я… Кем бы ни был, я должен быть уверен, что никому не причиню вреда.
Чехова от этих слов пробирает ознобом до самых костей. Как будто его ошпарили жидким азотом. Как будто снова рушатся планеты, с небес падают корабли, а капитан умирает. И он больше не может его подвести, он должен следовать его приказам.
Наскоро перекусив, он спускается в инженерный и до глубокой ночи колдует вместе со Скоттом над аннигилятором. Собирает схемы, сваривает детали механизмов, калибрует датчики – только бы не думать о том, для чего им, возможно, придется этим воспользоваться. Под утро они делают новый перерыв, и это время использует доктор Квондре для беседы с участниками феномена. Очевидно, Леонард посвятил его не только в идею Павла, но и свои предположения высказал, потому что вопросы психолога все о личном, о наболевшем, о том, в чем самому себе трудно признаться. Павел чувствует себя вывернутым наизнанку и оплеванным самим же собой, и в качестве «утешения» Квондре может предложить ему только новую порцию энергетиков и стимуляторов. Даже скрепя сердце. А еще предложить полноценные сеансы с ним по завершении этой миссии. Павел не хочет знать, какие тот сделал выводы из его рассказов о бабушке, раз предлагает терапию, поэтому тактично соглашается подумать над предложением. Он более чем уверен, что после такого помощь понадобится далеко не ему одному.