И далеко не только из-за их «гостей» – Джим, он… он действительно такой, каким они все его помнят. До последней детали – у Спока же эйдетическая память – лучше бы и не вышло. Просто теперь Павел подозревает, что Солярис не только скопировал воспоминания – он полностью воссоздал чужую личность. На основе памяти Спока он создал человека, проанализировал его логику, манеру поведения, психологическое состояние в целом и сам разум бывшего капитана. Чехов уже не просто уверен в том, что их Кирк поступил бы точно так же в данной ситуации, он знает это. Полностью осознает идентичность одного другому и страшится теперь только одного – что же будет дальше? Как на что-то подобное отреагирует Адмиралтейство, научный мир да и вся Вселенная? Смогут ли они забрать Джима с собой? Смогут ли любить его так же, как и прежнего? Как он сам ко всему этому отнесется?
Он не может найти ответы на эти вопросы. Он не может больше думать об этом. Ему нужен перерыв. Хотя бы пара часов, не наполненная размышлениями, рассуждениями и исследованиями. И в этом с ним полностью солидарен Хикару. Тот находит его в полупустой кают-компании – альфа-смена уже началась, гамма-смена отправляется отдыхать, и только для них время остановилось, а потом и вовсе обратилось вспять.
– Как ты? – Сулу потирает глаза и прикладывается к наверняка уже не первой чашке кофе.
– Так же, как и ты, – тихо отвечает Павел. «Гость» Сулу был ему знаком по рассказам друга. И из-за тех самых рассказов он теперь может только глубоко сочувствовать Хикару. – Может, чуть лучше. Даже если это и окажется логично, но я никогда бы не подумал, что ко мне придет именно она.
– А кто бы мог? – осторожно спрашивает Сулу, и Павел чертыхается – он же хотел переключиться, а снова поднимает наболевшую тему.
– Не знаю. Мама, может… Мы с ней близки. Могла бы Джулия…
Хикару тактично молчит при упоминании несостоявшейся половинки Чехова и только глубоко вздыхает.
– Я не знал своих родителей. Но и сейчас это все непросто…
Павел кивает, и раз уж они все-таки говорят об этом, не может не спросить о том, что терзает его чуть больше, чем все остальное.
– Ты бы хотел, чтобы он остался?
– Ты о Джиме или о?.. – Сулу болезненно сглатывает и отводит взгляд, сжимая чашку в руках.
– Об обоих? – это не должно звучать как вопрос, но Чехов не может не сомневаться – все это слишком сложно. Все это слишком больно, мучительно и горько. Для каждого – не в равной степени, но та разница не велика.
– Они всего лишь копии. Настоящие же… однажды умерли, и навсегда останутся для нас мертвыми. Невозможно смотреть на «оживших» и не вспоминать ту боль, что мы испытали, уже потеряв их. Я не хочу пройти через это снова… – голос Хикару умирает, и у Павла сердце рвется на части.
Сулу прав. Даже если новая встреча приносит не только боль, но и радость, эти короткие мгновения никогда не заполнят ту пустоту, что однажды образовалась. Ничто и никогда уже не восполнит эту утрату. Сулу от погибшего возлюбленного осталась дочь – они оба пережили эту потерю, но потерять снова… Потерять того, кто, возможно, никогда не станет «оригиналом» – это новые страдания. Изощренная пытка памятью и возможностями, которых у них никогда уже не будет.
Сулу прав во всем.
***
Разговор с психологом у них выходит очень долгий, тяжелый и основательный. Леонарда трясет от злости, ото всей ситуации в целом и от того, что они, похоже, не в силах что-либо изменить. А еще, благодаря Квондре, он понимает, как правильно они поступили, задействовав именно этого специалиста – дело уже не в физике, биологии и контакте со внеземным разумом, дело тут в этичности их собственных поступков и морали, которую пропагандирует этот океан. Черт возьми, это худшее, что могло с ними случиться!
Вечером они снова встречаются в медотсеке – Бертон докладывает об исследованиях физиков, но ничего кардинально нового они пока так и не узнали. Разгадка еще далека – как только Спок доложится Адмиралтейству, биться над этой задачей будут тысячи умов. Смотря, конечно, что Спок ему доложит. Леонард сомневается, что всю правду – даже при том, что далеко не в его природе скрывать что-то от начальства, обманывать или дезинформировать. И как только Бертон их оставляет, Маккой не может не начать задавать вопросы.
– Ты уже думал о том, что скажешь адмиралу? – он старается держать голос ровным и лишний раз не смотреть на копию Кирка, что снова тактично дистанцируется в другой угол отсека, не выпуская из рук падд.
– Я составил черновой вариант рапорта этим утром, – так же спокойно отвечает вулканец.
– И чего ждешь? Ответа на энцефалограмму? – Леонард снова легко раздражается, как при разговоре с психологом, видя, что Спок его не понимает.
– Рассчитать, когда мы его получим, не представляется возможным, – Спок хмурится, и выглядит раздосадованным невозможностью логически просчитать чужие действия, но Леонард же не о том!
– Я подразумеваю: что ты собираешься делать дальше? Мы не может застрять тут навечно!
Он видит, как вздрагивает Кирк от его возгласа, но не оборачивается, и Маккой, может, и хотел бы прикусить себе язык, но это не та ситуация, когда можно жалеть чьи-то чувства. Поэтому, когда Спок молчит на его экспрессивный выпад, Леонард берет себя в руки и продолжает злым шепотом, уже не щадя ни вулканского гоблина, ни себя, ни копию Кирка.
– Ты не сможешь взять его с собой, оставить ему то же имя и познакомить его с матерью.
– Я не… – Спок, конечно же, думал над подобной перспективой, но как только они начинают обсуждать это вслух – налицо конфликт его логичных мозгов и эмоциональности, которая рвется из-под контроля разума уже двое суток.
– Ты – да, Спок. И поэтому избавь меня от этой «страусовой» политики, – вулканцу, естественно, не до разговорных идиом, поэтому Леонард разъясняет со всей строгостью, на которую он сейчас способен. – Ты не хочешь верить в то, что это – не он. Прямо сейчас ты – самое заинтересованное лицо на этом корабле. Ты – пристрастен. Но только ты можешь во всем этом разобраться, поэтому я и прошу тебя сейчас – включи мозги и выключи сердце.
– Доктор Маккой, я полностью осознаю происходящее, – он пытается его уверить, но Леонард знает о Споке слишком много, чтобы верить тому на слово.
– Да? А знаешь, что на твоем месте сделал бы любой другой капитан? Знаешь, что сделал бы сам, если бы он к тебе не пришел, и мы бы имели дело только с бабушкой Чехова? – Леонард складывает руки на груди, ждет, когда Спок наконец сообразит, а потом сжаливается. – Ты проводишь эту политику в особо опасной форме – обманываешь себя, его и сейчас пытаешься обмануть меня, Спок. Ты знаешь условия стабилизации системы, построенной из нейтринной материи?
– Они не были подтверждены исследованиями или расчетами. Какими-либо. Пока доподлинно известно только то, что жизнеспособность системы зависит от притока энергии, которая и создает вихревое стабилизирующее поле, – медленно проговаривает вулканец, не сводя глаз с доктора. Пытаясь понять, о чем тот толкует.
– Именно. И насколько я понимаю, тот источник может быть или внутренним, или внешним. Одно будет дело, если он сам себя стабилизирует, а если наоборот? Если и это – все еще Солярис, ты понимаешь, что это значит? – втолковывает доктор. Да, он просмотрел не только аналитические выкладки Квондре, но и обновил свои знания в физике нейтрино. И научников расспросил между прочим.
Спок, кажется, именно сейчас и «вынимает голову из песка» – та неприглядная реальность, с которой они столкнулись, непременно заставит их с ней считаться.
– Знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что Фехнер мог быть в чем-то прав, поступив вот так… – еще тише продолжает он и наблюдает, как по лицу вулканца скользит слабовыраженная, но легко узнаваемая болезненная судорога. Да, вот теперь-то Спок больше не сможет ничего отрицать.