– Он поступил импульсивно, – спорит тот, и Маккой кивает.
– Да, но ты сейчас тоже очень близок к этому порогу. Я знаю, как ты к нему относился, Спок, поэтому и пытаюсь тебя предупредить. Ты – все еще капитан, и ты нам нужен, – заканчивает Леонард, с трудом двигая челюстью. Он действительно прекрасно знает, о чем говорит. Поэтому не может не бояться еще и того, что сделает все это именно со Споком. Маккой и сам на хрупкой грани, а уж вулканец и подавно держится на неприкосновенных запасах.
Сейчас им всем нужно забыть о том, что они знали о своем самом слабом месте и, наконец, стать сильными, чтобы справиться с этим. И Споку нужно понять это в первую очередь, потому что без него – последнего, кто держал их всех вместе – «Энтерпрайз» развалится на части во всех смыслах. И как бы тяжело это ни было, как бы жестоко ни звучали его слова, но Маккой больше не может молчать. Пусть даже и говорит едва слышным шепотом.
– Кого ты любишь на самом деле? Свое воспоминание?
***
Слова Леонарда резонируют в голове всю недолгую дорогу к каюте из медотсека. Весь ужин, прошедший в молчании и едва тронутый ими обоими. Весь вечер, до глубокой ночи, наполненной вычислениями, анализами и изучениями чужой природы. Эти часы сливаются в бесконечную череду цифр, и Спок впервые на своей памяти теряет ощущение времени. Где-то там, в глубине своего сознания, он видит только сплошное белое марево помех – как в диапазоне частот, которыми никто не пользуется. Равномерный шум, стрекотание и тихий неразборчивый шепот – оглушающе немой сонм его собственных мыслей. Еще никогда он не был в таком смятении, и только слова доктора, бесконечно повторяющиеся фоном, удерживают его от безвозвратного погружения в хаос. Только этот рефрен заставляет его оставаться в сознании, в уме и твердой уверенности, что он сможет найти ответ.
Джим в это время тоже работает – закусив губу и сведя брови к переносице, он не отрывается от падда, продолжая исследования. Спок на минуту выныривает из тяжелых размышлений, с трудом сглатывает пересохшим горлом, и внезапно его вдруг снова осеняет интересной идеей. Которой ему непременно стоит поделиться с Кирком.
– Ты думаешь, что я – не человек, – Джим, заметив его наконец осознанный взгляд, тоже прерывается и откладывает планшет в сторону. Он все еще сжимает губы, а Спок замечает легкую дрожь, что мимолетно скользит по человеческому телу. Странно, это в каюте, в которой живет вулканец?
– Мы подтвердили это анализом вашей крови, – фраза Кирка не звучала как вопрос, но Спок отвечает с кивком головы. Джим наверняка подразумевал не это и сейчас пояснит, что имел в виду.
– Я говорю не о физической составляющей. Ты сомневаешься, что мой разум, мои догмы, способы мышления и мотивы отличаются от человеческих. И это тоже не делает меня человеком, – Кирк не обвиняет его, он констатирует факты, в которые верит сам.
– Со всем уважением к вам, Джим, ваш образ мышления уникален, и не думаю, что когда-либо встречался у представителей вашей расы. Впрочем, как и любой другой. По крайней мере, мне такие индивидуумы не знакомы, – Споку кажется, что Кирк догадывается о его мыслях. Точнее, он приходит к этому предположению логически, проанализировав защитную позу капитана, выражение его лица и физические реакции организма. – Джим, вам холодно?
– Нет, меня трясет от нервного напряжения! И ты знаешь, что я говорю не о том… – его голос то взвивается до высоких нот, то падает до шепота. Кирк действительно нервничает, поднявшись со своего места и начав ходить по каюте. Но уже через десяток шагов он останавливается возле вулканца и решается. – Мы должны подтвердить это опытным путем.
– Через 7,3 часа запланирована ваша встреча с доктором Квондре для прохождения психологического обследования, – Спок почти готов признать, что лукавит, но в отношении Джима это никогда не работало. Ни того, ни этого.
– Ты знаешь, что есть способ гораздо проще и быстрее. Ты – чертов контактный телепат, Спок! – Кирк злится не на него, в пространство. Просто поддавшись напряжению, что растет между ними с каждым часом. Растет с самого начала этой «миссии» между всеми участниками инцидента. Медленно, капля за каплей.
– Да, – спокойно отвечает вулканец. – Но вы не предположили, что «инопланетная» природа вашего разума может причинить мне вред. Как физический, так и ментальный.
Кирк замирает, широко раскрыв глаза, а потом судорожно выдыхает.
– Черт… Прости, Спок. Я действительно не подумал… – он пятится назад и тяжело опускается на койку. – Просто… позавчера на этом самом месте мы болтали ни о чем, играя в шахматы… а сегодня я… уже знаю, что не тот, кем вам всем прихожусь.
В конце предложения он неосознанно сжимает кулаки, снова поддавшись бессильной ярости, и Спок не думает, что не понимает его прямо сейчас. Даже без примерки ситуации на себя. Он тоже решился.
– Это так, Джим. Поэтому давайте это сделаем, – Спок присаживается на расстоянии локтя, и Кирк в ошеломлении оборачивается, силой заставляя себя не отпрянуть.
– О чем ты?
– О мелдинге. Вы правы, у контактных телепатов есть методики и практики проникновения в чужое сознание.
– Но опасность…
– Я верю вам, Джим. Как себе, – твердо говорит Спок, и действительно готов и подписаться под каждым словом, и наплевать на любую гипотетическую опасность, которая все равно существует. Просто. Потому. Что. – К тому же, вы, похоже, не рассматриваете возможность того, что как раз мелдинг мог бы стать тем контактом, к которому мы стремились. Признаюсь, я тоже не думал об этом до недавнего времени, но теперь не могу не подозревать, что энцефалограмма могла быть… слишком ненадежным средством. В отличие от слияния разумов. Вы – детище океана, Джим, если можно так выразиться. Очевидно, через вас он познает наши умы. Мелдинг – тот контакт, к которому мы оба стремимся.
– Я не пойду на этот риск, – Кирк действительно боится. Отодвигается от него, и Спок лишь чудом удерживает себя на месте.
– Риск составляет сотые доли процента. Я уверен и в вас, и в себе, – он не может настаивать, он не может его принудить и уговорить не сможет, и все же он видит в Кирке слабину – сомнения, которые точно переваливают за целые числа.
А Джим и правда сомневается, и снова поддается волнениям и страху. Но в конце концов принимает правильное решение. Единственно возможное.
– Хорошо… – чуть слышно говорит он и кивает сам себе, отбрасывая любое смятение.
Спок делает приглашающий жест, и Кирк раскрывается, подставляя лицо под чужие тонкие сильные пальцы. Проникновение проходит легко – Спок как будто шагает через пленку мыльного пузыря, которая мгновенно лопается и открывает путь в чужой разум. В вихрь образов и видений, что были почерпнуты из вулканской памяти. Через логику, рассуждения, мыслительные процессы, которые были характерны именно Джиму. Туда, дальше, глубже. К эмоциям, чувствам и самосознанию. К чему-то, что больше, чем его эго, суперэго, ид и любое собственное «я». К сути.
И на всем этом пути, пробираясь сквозь видения о погибающих планетах, падающих кораблях, чужой крови, увольнительных в инопланетных барах, докладах Адмиралтейству, вечерних шахматных партиях… сквозь чужие вину, страх, отчаяние, ликование, азарт и неумолимое стремление к жизни… сквозь непробиваемые принципы, моральные дилеммы, сделки с совестью, нетерпимость и гибкость в решение каких-либо задач… он чует легкий ветерок, что путешествует по его собственному сознанию. Он чувствует, что, проникая все глубже и глубже, открывается сам, позволяя увидеть все то, что не смог бы и не пожелал бы скрыть. Только не от Джима. И это нормально. Это правильно. Это и составляет природу слияния разумов – частичное, поверхностное или полное разоблачение перед оппонентом. Вот только то, что видит Спок…
Он как будто смотрит в зеркало.
Все, что делало Джима Джимом, все его повадки, черты характера, действия и даже эмоциональные реакции – все это пропущено через призму восприятия Спока. Ведь это – его воспоминания, его интерпретация событий, его анализ и его логические выкладки. И нет ничего, что бы доподлинно принадлежало Джеймсу Тиберию Кирку. Землянину, бывшему капитану Звездного флота, трагически погибшему почти пять лет назад.