В данном случае, разочарование – одна из самых легко прогнозируемых реакций. Она предсказуема. Она логична. Она так же правильна, как и боль, и тоска, и надежда, и скорбь, и горькое счастье, что принесла новая встреча…
– Я прошу прощения, – Спок разрывает слияние, отодвигается назад и складывает руки на коленях, наблюдая за Кирком, что опустил голову, судорожно кусает губы, тяжело дышит и не может не вцепиться в волосы, не сдержав протяжного стона боли. – Эмоциональный перенос при слиянии неизбежен.
Он не может скрыть своего разочарования найденным в разуме Кирка. Он не может не признать, что их попытка провалилась. И он не может прямо сейчас детально проанализировать то, что увидел в этом своеобразном «зеркале». Прямо сейчас у него нет на это сил. Но, кажется, есть у Джима. И только он смог бы понять, что именно почувствовал в разуме Спока. Понять, сделать выводы и прийти к заключению, что мучило вулканца уже очень и очень давно.
– Ты его любил…
***
Последним Квондре «собеседует» Джима. Они располагаются в третьей лаборатории, где за прозрачными стенами герметичного бокса хорошо видна остальная часть отсека – «гость» и психолог – Спок, Бертон и Чехов. Во время разговора Кирк сидит спиной к лаборатории, Квондре тоже на них не смотрит, но с каждым заданным вопросом, с каждой новой заметкой в электронном блокноте лицо доктора все сосредоточеннее, жестче и невыразительнее. Очевидно, то, что они сейчас обсуждают, гораздо серьезнее подростковых проблем Павла в отношениях с родственниками. Он не сомневается в том, что смог бы понять предмет разговора, но почти уверен, что не захочет этого знать. Хотя бы из-за того, как реагирует капитан Спок.
Тот изредка вздрагивает и неосознанно хмурится, наблюдая за парой в боксе. Павел не скажет наверняка, слышит ли тот что-нибудь в чуть приоткрытую дверь, и этого тоже не хочет знать – Спок в любом случае будет не в восторге. Это же Джим. С ним никогда не было легко и просто. И сейчас точно так же – Кирк почти переплюнул самого себя, когда однажды умер, а потом «воскрес».
Они говорят час, второй, третий. Джим ерзает на жестком стуле, поднимается на ноги и ходит по боксу, все так же ни на кого не смотря. Изредка глотает воду из стакана или взмахивает руками, жестикулируя. С каждой минутой, что Кирк проводит с психологом, Спок нервничает все больше. К концу второго часа он даже прерывает их, заглянув в отсек, но его быстро прогоняют обратно. И все, что может сделать Павел – только отвлечь вулканца от тяжелых мыслей. Он выводит их наработки на обзорные мониторы, комментируя все новые данные. Он рассказывает все, что знает о нейтрино и нейтринных системах, повторяя гипотезы именитых физиков, соглашаясь с ними или отрицая отдельные постулаты. Он детально описывает устройство аннигилятора, над которым продолжает работать Скотти, высказывая свои сомнения и строя новые теории природы этого феномена.
Он периодически запинается, зевает и путается в предложениях, не успевая за собственными мыслями, и это, конечно же, не может пройти мимо Спока.
– Ваша работоспособность снизилась почти на 30 процентов, лейтенант Чехов, – и это говорит ему тот, кто употребил слово «почти» рядом с цифрами. Они все уже третьи сутки на ногах – совершенно неудивительно. – Возможно, нам стоит спросить доктора Маккоя об альтернативных способах принудительного бодрствования. А возможно…
Он замолкает на целую минуту, обдумывая пришедшую идею, и Павел уже почти напуган тем, что может услышать.
– Возможно, вам стоит поспать. Мы может провести эксперимент – пронаблюдав появление «гостя». Это может пролить свет на природу феномена.
– А если «гость» не появится? – Павлу больше не хочется спать. Иметь двух одинаковых бабушек, когда он и с одной-то не смог поладить – сомнительное удовольствие.
– Тогда хотя бы выспитесь, – невесело хмыкает Бертон, что до этого тоже активно участвовал в обсуждении. – И это весьма неплохая идея – мы сможем отследить, как он «считывает» чужое сознание, как создает материю и возможно, доподлинно выясним с какой целью он это делает.
– Именно, – кивает Спок. – Я хотел бы сначала обсудить это с доктором Квондре, но надеюсь на ваше согласие, лейтенант Чехов. По ряду причин, ваш «гость» был бы более… приемлемым.
– К-конечно… – заикаясь, отвечает Павел. Его страшит подобная перспектива, но также он видит, с каким трудом дается эта затея Споку, поэтому не может отказать. Он не вправе отказывать.
Через три с половиной часа Джим наконец-то выходит из бокса. Квондре потирает лоб и виски, опирается на стол, но Спок, несмотря на всеобщую усталость, не намерен отступаться от нового плана. Кирк спешит к Чехову за терминал, скользит по вулканцу пустым взглядом и все еще молчит, но как только Спок сменяет его на посту у психолога, не может не просить:
– Покажи, что еще наработал Скотти.
Павел развертывает голографическую схему над одним из рабочих столов, а Бертон возвращается к своим исследованиям – он только что все это уже слышал. И кажется, это же понимает Кирк, потому что как только биолог отворачивается, Джим протягивает Павлу свой падд и говорит приглушенным голосом.
– Код доступа офицера. Мой старый – не подходит. Я не хочу тратить время на взлом системы, сделав ее при этом уязвимой, – он смотрит Чехову в глаза, говорит непререкаемым приказным тоном, полностью уверенный в том, что хочет сделать и полностью осознающий ответственность, которую понесет Чехов, совершивший должностное преступление.
Но Павел соглашается не поэтому – он верит Джиму. Любому Джиму. Это все еще его капитан. Точно такой же, как в воспоминаниях не только Спока, но и самого Чехова. Доктора Маккоя, Скотти, Хикару, Ухуры и всех остальных. Он никогда не давал повода сомневаться в нем.
– Что мы ищем? – так же тихо спрашивает Павел, вводя свой код доступа в информационную систему корабля.
– Отчеты Квондре. К исследованиям он приложил только прямые выводы, а мне нужны детали. Он наверняка покажет кое-что Споку, но не прямо сейчас. Мне нужно все – мы что-то пропустили. Что-то очень важное, – Павлу действительно незачем сомневаться – Джим снова ищет выход самыми необычными, непредсказуемыми и невероятными путями.
– Ломать все равно придется, – Чехов быстро ориентируется в отчетах медицинской службы, находя нужный массив данных. Зашифрованный, запароленный и спрятанный в лучших традициях – у всех на виду. Оригинальностью блещет каждый второй офицер на «Энтерпрайзе» – вот какой они были командой. – Но тут быстро.
Джим кивает, наблюдая из-за его плеча за ровными строками программного кода. А Павел отгоняет в самый дальний угол сознания свои опасения о том, чем подобное может быть чревато всему кораблю, любые предубеждения по поводу собственного морального облика и любые риски пойти под трибунал – Спок его поймет, даже если и осудит. И пока он взламывает код и договаривается с совестью, не может не предупредить Кирка:
– Мистер Спок хочет, чтобы я лег спать, и посмотреть, как появится «гость».
– Логично, – хмыкает Джим и пожимает плечами. – Подозреваю, что ты даже будешь не один – стоит на всякий случай взять и того, у кого эти самые «гости» еще не появлялись. Возможно, будут какие-то отличия… Но знаешь, я почему-то уверен, что больше никто не появится.
Чехов заглядывает ему в глаза, и Кирк невесело и отчасти нетерпеливо поясняет:
– Спок же наверняка в той энцефалограмме сказал ему, что не стоит больше этого делать.
А потом добавляет, как будто ни к кому не обращаясь, но и Павел, и доктор Бертон не могут с ним не согласиться.
– Наша психика, на самом деле, пожалуй, одно из самых уязвимых мест…
Павел с ним соглашается, и еще и поэтому он передает Джиму наработки Квондре, не заглянув в них сам – Кирк, даже этот Кирк, знает вулканца лучше многих, лучше всех. А еще Джим самый «человечный» из всех, кого знал Павел, и это может стать их самой неоспоримой форой. Никакие риски им уже не будут страшны.