***
Леонард попробовал было поволноваться о том, что был чересчур груб со Споком, даже если это было необходимо, но утром тот выглядит не более напряженным, чем прежде. Никаких терзаний, посыпаний головы пеплом и истерик. Пусть от вулканца этого и не дождешься – но Леонард прекрасно знает, насколько эмоциональным тот может быть. Кирк на его фоне – бесконечно бурлящий фонтан, и оттого странно, что на новом собрании тот не такой. Не привычно взбудораженный, энергичный и деятельный, а тихий, задумчивый и рассеянный. Как будто они снова в туманности Кэри под прицелом тысячи оружий агрессивно настроенных фэ-линг. Что-то произошло между ними ночью. Они договорились до чего-то такого, что теперь выворачивает Кирка наизнанку, а Спок – как обычно, принял, исследовал со всех сторон, смирился и пошел дальше. И Маккой умрет, если не узнает, что это было.
К полудню Спок приходит к нему сам. Вместе с Кирком, Чеховым, Квондре и Бертоном. И заявляет такое, от чего у Леонарда начинает нервно дергаться веко.
– Мы проведем эксперимент, – и дальше Маккой уже не слушает – как будто сейчас им работы мало! Как будто им не хватает информации! Как будто они забыли, что сами могут оказаться экспериментом океана! Леонард умывает руки – пусть делают что хотят. Они все равно его не послушают.
Скрепя сердце он укладывает Павла и одну из медсестер из гамма-смены на био-койки в карантинном боксе, оплетает проводами, прикрепляет датчики и сканеры, приглушает свет и уходит наблюдать за показаниями в соседний отсек. Они собрались обзавестись еще одним «гостем»! Кирка им мало было! Кто Леонард такой, чтобы спорить? Правильно, никто! Он уже не может ни сетовать, ни злиться, ни пытаться хоть кого-нибудь вразумить. Он, похоже, остался единственным здравомыслящим человеком во всем этом Бедламе.
Несколько часов они наблюдают за спящими офицерами – пока все показатели в норме, и «посторонние» не спешат появляться. Леонард пытается занять себя отчетами по вакцинации экипажа, изредка проверяя данные, но выходит из рук вон плохо – он должен знать, насколько быстро прогрессирует их массовое помешательство.
– Вы поговорили? – Маккой отзывает Спока в сторону – Квондре и Бертон остаются у терминалов, а Кирк по-прежнему работает с падда. Или делает вид, что работает – у него слишком отсутствующий вид. Кажется, он что-то сосредоточенно обдумывает, прикрывшись планшетом как щитом.
– Вчера вечером мы провели мелдинг – слияние разумов, – отвечает Спок, и Леонард не знает, за что хвататься, чтобы не упасть – боже… какой же он идиот! – Я предположил, что данный способ… «связи» с инопланетным разумом может быть более действенным, нежели энцефалограмма.
– И как? – с трудом найдя голос, спрашивает доктор. Спок хоть сам понимает, что сотворил?
– Безрезультатно. Точнее, я обнаружил, что сознание Джима построено сугубо на моей интерпретации его личности. Нет ничего чужого, привнесенного, но нет и ничего, что могло бы принадлежать именно Джиму. Из этого следует вывод, что он – представитель иной расы. Иной – даже обладая идентичной внешностью с жившим когда-то человеком, моей памятью о нем и событиях, с ним связанных, а следовательно – и воспроизведенной личностью.
– Это было понятно и так! – Леонарду нестерпимо хочется его ударить или хотя бы встряхнуть, чтобы Спок наконец пришел в себя и начал соображать, что творит. – Но ты и ему дал доступ в свое сознание. Зачем, ради всего святого?! Ты понимаешь, чем рисковал? Понимаешь, что еще немного, и я отстраню тебя от командования?
Спок лишь выразительно смотрит в ответ. Молчит, опускает плечи, расслабляется и едва-едва опирается на стену – как будто Леонард загнал его в угол и у него больше нет сил сопротивляться.
– Он поразительно быстро пришел к тому же выводу, что и вы вчера, – тихо говорит вулканец. Как будто бы с грустью, как будто с обреченностью и безмятежностью. Маккой в курсе, что ни одно из них тому не знакомо, поэтому начинает паниковать еще сильнее.
– И? – ему действительно невыносимо страшно услышать, что же Кирк ответил вулканцу.
– И посоветовал тоже самое, что и вы – прекратить проводить параллели и решать эту задачу беспристрастно и с холодной головой.
Да, то же самое сказал бы ему и настоящий Кирк, но Леонард не может еще раз не содрогнуться от того, как это мог интерпретировать сам Спок. Как ответ на те чувства, что копия увидела к оригиналу. Как ответ оригинала, их Джима, на то, что вулканец к нему испытывает. До и после смерти. Теперь понятно, почему энтузиазм Спока так быстро угас, а Кирк – дистанцируется, ни на кого не смотрит и чувствует себя чужаком. Он и выглядит чужаком. Это было так с самого начала, но, похоже, только теперь и Спок, и сам «Кирк» начали это понимать.
И вот на это Леонарду нечего ответить. Вулканец наконец-то начал, действительно начал, осознавать, в какой они оказались заднице и вот теперь-то точно включит мозги и начнет работать как следует. Теперь понятно, для чего им этот новый эксперимент – Спок отказывается сдаваться просто так и больше не пасует перед навалившимися трудностями. До него смог достучаться тот, от кого они этого совсем не ожидали. Пусть даже он и был продуктом вулканского сознания.
Теперь Леонард может бояться только того, что они снова придумают какой-нибудь неожиданный ход или «эксперимент» – больше им так не повезет. Ведь не везет же со спящими – и через два, и через четыре, и через шесть часов никаких «гостей» не появляется, так что придется искать ответы в другом месте. Маккой будит Чехова, а на Спока кидает предупреждающий взгляд – с них достаточно. Пора решиться на какие-либо активные действия. Например, убраться из этой системы пока не стало поздно. Пора сказать самим себе, что им не в чем себя винить, не о чем сожалеть и незачем цепляться за прошлое. Пора перестать принимать желаемое за действительное.
***
«Ты любил его» – «гость» приходит к этому выводу так легко, что Спок на секунду усомнился – а не мог ли он что-то пропустить в его сознании? Ведь Джим сходу понял то, что сам Спок осознавал недели и месяцы. Это он тщательно анализировал, проверял и перепроверял, медитировал в два раза дольше, пытаясь разобраться и долго не верил выводам, к которым все же пришел. Но, очевидно, Джим увидел не только воспоминания о событиях, почувствовал сопровождающие их эмоции и прочел его мысли. Он заглянул глубже, нащупал края тщательно спрятанной раны и окунулся в ту бездну, что все еще дышала холодом где-то внутри Спока. Теперь он знает о нем все, и Спок не может не спросить, что он думает по этому поводу.
– Нет, молчи, – Кирк останавливает его жестом, прячет взгляд, поднимается с кровати и отходит к столу. – Мне нужно… все это хорошенько обдумать… Прежде чем мы снова об этом заговорим. Я прошу тебя…
– Как вам будет угодно, Джим, – степенно отвечает Спок, прекрасно понимая, что любой человек на месте Кирка прямо сейчас чувствовал бы как минимум смятение. Однако он не может не предупредить. – Но все же позвольте мне напомнить: прошло почти пять лет…
– Да… – тихо выдыхает Джим, и Спок не сомневается, что тот понял, о чем он говорил.
С момента смерти Джима прошло почти пять лет. С того момента, как Спок принял эти чувства – в два раза больше. Все это уже утратило свое первостепенное значение. И потеряло срок давности.
Джим отворачивается, молчит, через несколько часов берет в руки падд, и до самого утра они больше не обменялись ни словом. Спок не собирается оценивать, стоил ли его поступок того, что они оба обнаружили, но не может не сочувствовать Джиму – он не хочет, чтобы для того это открытие становилось грузом. Он не ждет от него какой-либо реакции на находку, но зная, что Кирк в любом случае не остался бы равнодушным, он дает ему время – время подумать и найти правильные слова для него. В конце концов, Джим обязательно выскажется.
Точно так же, как эту ситуацию не может не комментировать доктор Маккой. Спок признает, что за годы службы между ним и некоторыми офицерами возникла глубокая эмоциональная связь и поэтому не хочет, чтобы тот же Леонард переживал за него. Спок полностью осознает невозможность «воскрешения» Джима, но совершенно другой разговор, если их капитан может обрести другую форму жизни.