- К чему я все это рассказываю, Кан? К тому, что тебе двенадцать лет. У аристо – это возраст первого мужания. То есть тебя уже можно женить, ты должен принести присягу сюзерену, то есть – принес бы… своему деду. Ты, в случае смерти старших родичей, можешь признаваться наследником. То есть… не знаю, как правильно объяснить! Ладно, это оставим Филипу. Времени прошло достаточно, все это было не вчера. Но в столице нордлингов по-прежнему очень не любят. Если какая-нибудь сволочь сообщит туда… К примеру, в ожидании неведомой награды, что, дескать, внук барона Бергсона, владетеля Пристепья жив.
- Пристепье – это так баронство называлось! – вмешался с разъяснениями Бруно.
- Да. Так вот… не думаю, что до нас кому-то есть большое дело, там – в Сентране, в Лютеции, но чем нечистый не шутит, пока Мелькор спит? Потому ты отныне – Кнут Берг, мой дальний родич из Саксонии. Понял?
Плехов кивнул.
- Ты, Бруно, дай указание девкам – пусть подберут парню какую-нибудь одежду поприличнее. Негоже свободному и небедному расхаживать в сером или некрашеном. Он не крестьянин, не виллан, и не упырь из Серых братьев. Если не найдут, надо заказать Найде, в Заречье. Та сошьет быстро и добротно.
Толстяк кивнул, соглашаясь.
- Жить ты будешь в мансарде, как Агнесс предложила. Я уже распорядился, чтобы тебе комнату приготовили.
Бруно захохотал:
— Это – вот этого-то подрастающего нордлинга, да в мансарду, к девкам?! Как хорька в курятник?
Седрик отмахнулся:
- Ничего страшного, с них не убудет! Сами же и предложили.
Старик тоже засмеялся, чуть подумав:
- А может и предложили, уже подумав об этом? Ну, девки! Ну, вертихвостки!
- А чем мне заниматься? Что делать? Не могу же я просто сидеть сиднем? – спросил Плехов.
- Заниматься ты будешь с Филипом. А когда тот в отъезде… Помогай, как раньше и делал. В таверне, да во дворе – всегда работы полно! А потом… потом – видно будет. Слишком уж для нас неожиданным стало твое выздоровление. Да уж… неожиданным.
Толстяк покосился на Плехова, и цыкнул что-то непонятное Седрику.
- Да! Чтобы ты ничего не подумал… На нас с Бруно. Гавасий, когда пришел и тебя принес, оставил нам на сохранение деньги, которые ему барон вручил. Деньги не огромные, но и не малые, лежат они в сохранности. Насчет этого – даже не беспокойся! Как надумаем, что с тобой и как – отдадим сразу, если сам другого не решишь! Ладно, парень, иди отдыхай! А я сегодня наговорился уже – сколько за год не говаривал!
Эпилог
Евгений, в чем мать родила, сидел за стойкой своей кухни и с удовольствием потягивал крепкий кофе. Из ванной сюда же вышла одетая в его рубашку Юлька, взяла у него из руки чашку, сделала глоток:
- А на меня почему не сварил?
- Откуда же я знаю, сколько ты еще в ванной пробудешь. Остыл бы – снова я виноват! – возразил Плехов.
- Тогда вари сейчас! – потребовала подруга.
«М-да… я вари ей кофе, а мой она забрала и сейчас преспокойно попивает его!».
Когда кофе был готов, он спросил:
- Коньяка плеснуть?
- Угу, плесни! А у тебя то мороженое еще осталось? – поинтересовалась женщина.
- Сейчас посмотрю в холодильнике…
Был поздний вечер пятницы, и они планировали посвятить выходные друг другу.
- Может завтра в Яузу съездим, на лошадках покатаемся? – прихлебывая кофе, обильно сдобренный коньяком, вкушая мороженное, с удовольствием прижмуривалась Юлька.
- Так у тебя же ничего нет с собой!
- Ну и что? Пораньше встанем, прокатимся до меня, я переоденусь и рванем! – тряхнула вороной гривой красотка.
Плехов улыбаясь, любовался подругой:
- Да как скажешь, красавица! С тобой – хоть куда!
Юльке явно понравилось услышанное, и она весело подмигнула Евгению.
- А уже в воскресенье поваляемся в кровати подольше, да?
- Так и сделаем! – кивнул он.
Они втроем сидели в кабинете Карпова и молчали. Алла была несколько озадачена и немного сердита. Карпов задумчиво глядел в окно, а Плехов лениво развалившись на диване, поглядывал то на одного, то на другую.
- М-да… неожиданно получается. Неожиданно. Две ветки и обе – очень перспективные. Здесь может получится такая серия, что – пальчики оближешь, да, Аллочка? – наконец повернулся к ним Карпов.
Женщина недовольно дернула головой, фыркнула:
— Вот зачем все было усложнять, Владимир Семенович. Я согласна, что две ветки – много лучше, чем вообще ни одной. Но все же одна – более стабильна, и нет вероятности скачков между ними.