Мгновенно два огромных негра поднесли нам большие кубки, до краев наполненные фалерно.
- Пей, - указал мне Виталиан. - Пей. Там, у вас, в ваших вонючих норах течет ли такая амврозия?
Я холодно наблюдал за его ужимками.
- Пей, - начиная злиться, повторил он. Не пренебрегай гостеприимством. Боги этого не любят. Пей. Иначе не сторгуемся.
Он хотел увидеть меня пьяным. Я осушил кубок - вино, признаться, было отменным - и сделал вид, что хмель немного ударил мне в голову.
- А теперь мы идем в баню, - хлопнув в ладоши, скомандовал Виталиан. - У Синтии есть все, - он хитро подмигнул мне, - но нет таких терм, как Виталиановы. Вкуси римских радостей, варвар. Мы пригодимся друг другу, и нужно, чтобы каждый из нас вспоминал другого с благодарностью.
В бане, голый и порозовевший, он долго разглагольствовал о своих трудах на благо Империи, о бренности бытия, о кознях Сената, о мечтах перебраться в тихую провинцию. Наконец его стала раздражать собственная болтовня. Он замолк и сделал кислую мину.
- Одному жить плохо, - глубокомысленно изрек он и щелкнул пальцами.
В бане появились две девочки, годов по тринадцати каждая. Обе были наги, с распущенными волосами и умащены до блеска.
- Кто это? - сразу не сообразив, спросил я.
- Юные весталки, - хохотнул Виталиан и привлек одну из них к себе на колени. - Вот тебе умеренная жизнь, понтийский маг. Юные девы, что горные роднички. Льются в кубок понемногу - понемногу и отпиваешь. Никогда не успеешь надуться до одурения.
Вторая "весталка", похожая на маленького похотливого лисенка, присела рядом со мной и, выгнувшись на руках, небольно укусила меня в бедро.
Я взглянул на императорского любимца, едва сдерживая в себе силу.
- Ты девственник, маг? - ехидно усмехнулся он. - Смелее. Становись моим другом. Будем с тобой вдвоем умеренно жить.
Он рассмеялся, и у меня на глазах стал развлекаться.
"Моя весталка" повисла у меня сзади на шее и, обхватив бока ногами, принялась лизать мне ухо.
- Что любит господин? - шепнула она.
Дорого обходились мне когорты Максимина.
Сытые глазки Виталиана теперь жадно ощупывали мое тело.
- А ты - красавчик, понтиец, - гнусавя протянул он.
- Довольно, - осадил я его. - Мужские ласки вредны для твоей печени.
Виталиан весело оскалился:
- Умеренность - так во всем. Даже в том, чтобы не быть кем-нибудь.
Ему очень понравились свои слова. Он повторил их уже про себя, одними губами, и поднял вверх указательный палец.
Я ждал, что спустя миг он вспылит, и не ошибся. Он брезгливо тряхнул рукой, и девочки исчезли. Он резво вскочил с места и, прижавшись к моему плечу, лихорадочно зашептал; он дышал, как на бегу, и брызгал мне в ухо слюной:
- Хоть ты и маг, но либо слеп, либо на самом деле глуп! Разве ты не видишь, что здесь хозяин я? Я! Я - хозяин всему этому быдлу! Что тебе нужно? Пол-легиона? Легион? Ты получишь весь Одиннадцатый Клавдиев! Весь! Сколько там быдла, в твоей норе? Как его... в Тинисе... в Танаисе, разрази его Юпитер! Тысяча? Две? Ты получишь шесть тысяч лучших солдат! Хочешь! Я вижу. При каждом старике, при каждой шлюхе ты поставишь трех стражей. Твою нору окружат кострами и копьями в несколько рядов. Достаточно одного моего слова. Каково, красавчик понтийский маг?
Он скользнул пальцами по моим чреслам.
Дорого, слишком дорого обходились мне римские мечи.
Я взглянул на него в упор, и он отпрянул.
Он поднялся и, отойдя на два шага, досадливо вздохнул.
- А все-таки ты знаешь, где моя смерть, - с уверенностью заключил он. - Ты зол, но ты избавил меня от боли. Ты пришел покупать товар. Ты хорошо заплатил, но не доплатил самой малости. Будь честным торговцем: всего два слова - когда я умру?
В этот миг я увидел смерть царского любимца: его прирежут через год, ему вспорют печень, которую я прилежно вылечил. Меня едва не стошнило, тяжелый стыд придавил мне душу.
- Когда же я умру? - повторил он почти ласково, заметив перемену в моем лице.
- Сегодня, - сказал я самым твердым голосом.
Он побледнел и сгорбился. Растерянная улыбка поползла по его губам.
- Ты шутишь... - едва слышно пролепетал он.
- Не шучу, - резко возразил я. - Ты прикажешь своим бандитам зарезать меня на ближайшем углу. Но едва они пустят мне кровь, как такая же кровь хлынет у тебя из горла, и ты забьешься на полу в предсмертных судорогах. Потом ты затихнешь. Твоя печень больше не будет болеть. Ты мне не друг, но мы теперь связаны на всю жизнь. Жив я - жив и ты. Но не наоборот.
Виталиан распрямился и изобразил на лице восхищение.
- Ты знаешь, как жить, - признал он. - Я бы посадил тебя в золотую клетку. Для спокойствия... Впрочем, не следует. Еще захиреешь в неволе... Ты знаешь себе цену, понтийский маг.